Помимо своей воли я совершал поступки, которые напрочь отбивали у девушек охоту со мной общаться. Моя первая любовь в конце концов люто меня возненавидела. Думаете, я делал нечто ужасное? О, нет. Последней каплей, окончательно утвердившей наш разрыв, стало сорванное мной свидание. Поскольку до назначенного часа встречи времени было с лихвой, а сам я только-только вернулся с тренировки, то решил прилечь и отдохнуть. Разбудил меня вопль телефона. Звонила моя первая любовь. Она сказала мне все, что обо мне думает, и швырнула трубку. Я посмотрел на часы. Сопоставил ее обрывочные фразы, полные негодования, которые еще летали и взрывались у меня в голове, и вычислил, что она прождала меня на станции метро примерно час. Потом еще столько же добиралась до дому и оттуда еще час названивала по телефону… В общем, славно я тогда прикорнул.
В редакции, где я работал, со мной также происходили потрясающие вещи. На новогоднем капустнике Дед Мороз и Снегурочка затеяли неожиданный конкурс. Каждому корреспонденту надо было придумать стишок, чтобы получить роскошный подарок — доверху наполненную сумку всяких деликатесов. Колчин прочел что-то бунинское. Остальные эрудиты тоже переделали на свой лад что-то из классиков про Новый год, пушистый снежок и все такое. И только я решил по-честному придумать свое. Когда настала моя очередь, стишок уже был сочинен, только не хватило времени на редакторскую правку. Все закричали: «Просим! Просим!» И я выдал гордо:
Нет! Я снегурок не люблю!
На них в страстях не поелозишь!
И даже если быстро вдуть,
То все на свете отморозишь!
Деда Мороза тоже жалко!
Шумит веселье! Все кипит!
Он мыкается с толстой палкой.
Давно на девок не стоит!
На елке Ангел тускло блещет!
Бедняга празднику не рад.
Какой ему маньяк зловещий,
Засунул кончик елки в зад?!»
Вместо аплодисментов — стотонная тишина. Мой стишок наверняка занял бы первое место, если бы Деда Мороза не играл наш главный редактор, а Снегурочку — его жена. Ангел у нас тоже был. Его играла наш выпускающий редактор. Третий по влиятельности человек в редакции… С тех пор я завязал с поэтическим творчеством.
К чему это я все?
Ах, да! Вика встретила меня возле редакции.
— Что-то мне холодно, — поежился я зябко. — Может, поедем ко мне?
— Давай, — легко согласилась она.
Я уже устал удивляться и предложил взять что-нибудь для согрева душ и задушевного разговора на дому.
По какому-то случаю я запасся когда-то свечами, хрустальными подставками и прочей чепухой. И теперь пустил все это в дело. Я не против электричества. Если вы сидите не в блиндаже, то языки пламени всегда создадут вам мягкий вечерний уют.
Выплясывали тени на стене. Бокалы тихо звенели от проходящей под домом линии метро. Стекла моей модной мебельной стенки превратились в сумрачные бездны. Осторожно шуршали по осенним лужам автомобили, стараясь не нарушать нашего одиночества.
Я стал рассказывать Вике о Таджикистане. О войне. В этом смысле я не оригинален, как и все мужчины. Говорил ей романтичным шепотом:
— Мерцающие звезды были так близко и сидели такими плотными кучками, что, казалось, протяни руку — и тут же получишь по голове, чтобы не лапал чужое добро.
Вика смеялась, искорки порхали у нее в глазах.
Чтобы сразить ее окончательно, я — по ассоциации — упомянул о таинственных «Блуждающих огнях». О том, как я расследую это дело и обязательно докопаюсь до истины, чего бы мне это ни стоило. На самом деле я не собирался ничего расследовать. Просто сказал для усиления эффекта. Потом мне пришлось не один раз об этом пожалеть. Своим красноречием я накликал на себя неисчислимые неприятности.
Разговор мелел с каждой минутой и вот окончательно иссяк. Время, когда говорить уже нечего и надо приступать к действиям.
Мы не сговариваясь встали из-за стола и сблизились.
— По твоим глазам я видела, как ты ко мне относишься, — Вика провела ладошкой по моей руке. — Но знала, что первым ты никогда не подойдешь.
Необъятное чувство выросло вдруг в груди. Я захотел ее обнять.
Но Вика мягко отстранилась, быстро чмокнула меня в щеку и ушла в другую комнату. Спать…
Всю ночь я размышлял: идиот я или не идиот?
Утром мы простились в метро, и произошел такой разговор.
— Знаешь, я не за этим к тебе пришла. Ты слишком спешишь.
— Это одно из моих достоинств.
— В данном случае это твое достоинство сейчас бесполезно.
— Еще поговорим?
— Конечно, — она чмокнула меня в щеку и скользнула в вагон метро.
Двери вагона хряснули, как ножи гильотины.
По пути к Парку победы я размышлял о прошедшей ночи, о Вике. Мое глумливое вдохновение бойко накидало мне стих, который я тут же запомнил и записал в блокнот для впечатлений.
Судьба поэта
Ваш путь цветами устилал,
Стращал духами дорогими.
И Вам под ноги я бросал
Свои стихи на суахили.
На лире тренькал водевили,
Душою тонкой трепеща.
Но Вы и бровью не водили,
Как будто видели хлыща.
За вздох платил Вам шоколадкой,
Открыл вина, зажег огня.
Но Вы лишь глянули украдкой
И в полночь вышли от меня.
И в поэтическом волненье
Метался я, как грозный зверь.
Вас надо было просто трахнуть,
Как подсказали мне теперь.

Глава 12
После проливных дождей в Москве вдруг стало солнечно и сухо. Погода, словно извиняясь за свою излишнюю поспешность, вернула погожие деньки.
В моду снова вошли солнечные очки, голые коленки, открытые спины и томные взгляды. Разглядывая мимохожих прелестниц, я незаметно для себя добрался до автостоянки музея на Поклонной горе. За хлипким сетчатым забором выстроились советские и немецкие танки времен Второй мировой, а также самоходные орудия, танкетки, бронетранспортеры и даже броневик 1917 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99