Пот застилал глаза, и я давно уже не разбирал, куда нас тащат. Просто передвигал ногами, и все.
Наконец нам с Колчиным дали свалиться на какой-то площадке. Заботливые руки просто отпустили нас, и мы шмякнулись в пыль.
Я перевернулся на спину. Открыл глаза и занемевшей рукой стер пот с лица. Как сказал бы поэт, передо мной набухло небо синевой. Но мне было не до поэтических упражнений. Я с трудом сел и заявил:
— Если я когда-нибудь стану президентом, напомните мне, что надо подровнять эти горы.
Вокруг засмеялись.
Исмаилиты сняли свои маски. Я узнал Зака, Шумера. Остальных бойцов я видел впервые.
Колчин посмотрел на меня и ухмыльнулся:
— При свете дня, Леша, ты выглядишь еще ужасней.
— На самом деле ты смотришь на свое отражение, — ответил я.
То ли недостаток кислорода сказывался, то ли меня распирало мое природное веселье. Конечно, быть среди исмаилитов на воле, на горе значительно лучше, чем лежать в подвале «Рубина» и ждать расстрела. Еще мелькнула мысль о том, что, может быть, вообще не стоит возвращаться в Москву. Чего я там забыл? А здесь красиво, и Вика тоже где-то здесь. А что нас ждет дома? Арест и колония строгого режима.
— Точно! Оно самое! — услышал я голос Шумера. Но Шумер не прочитал мои мысли. Он это по другому поводу сказал.
Тот самый солдат-спаситель, что вывел нас из подвала, держал на цепочке медальон. Драгоценность, ради которой полегло столько людей и еще больше людей пошло на предательство, мерно покачивалась.
— Теперь все в порядке, — сказал Зак. — Мы можем возвращаться домой.
— Столько всего из-за такой маленькой вещицы, — подал голос Колчин.
— По-своему ты прав, — сказал со смешком Шумер. — Но если по-нашему… Знал бы ты, что скрывает эта «вещица»!
— И что она скрывает? — спросил я.
— Не все сразу, мой друг. Тайны должны открываться постепенно. Ведь так?
Я кивнул.
— А сейчас хочу познакомить тебя, — Зак показал рукой на нашего ночного спасителя, — с Дорофеевым Виктором Семеновичем. Семьдесят второго года рождения. Ты читал о нем в бумагах, которые передала тебе его мать.
Так вот откуда мне показалось знакомым его лицо! Только на фотографии был исхудавший, болезненный парень. А этот — мускулист, пышет здоровьем.
— Погодите-погодите! В бумагах значилось, что он умер. И мать его так считает.
— Нет, не умер. Мы его выкрали. Фактически спасли. Обставили дело так, будто он погиб.
— Но зачем?!
— Если бы мы его не спасли, — пояснил теперь уже Шумер, — он бы действительно умер. В «Рубине» его накачали химикатами…
— Да я знаю, я читал бумаги. Но как он снова оказался в «Рубине»?
— После лечения мы его внедрили в прежнее подразделение. Кто как не он знает всю эту контору сверху донизу? Кроме того, у него были свои счеты с Глуховым и Федуловым. С одним из них он уже разобрался. Остался последний.
— Теперь понимаешь, что мы специально перехватили Вику вместе с медальоном и бумагами? — Зак цокнул языком. — Мы не хотели, чтобы ты раньше времени писал об этом. Навел бы Глухова и Федулова на подозрения. Они стали бы проверять каждого в отряде и непременно раскрыли бы нашего человека.
— Объясните мне наконец, какая разница: настоящий медальон или подделка? — встрял Колчин. — Все дело в антикварной ценности?
— Подделать его легко только внешне. На самом деле важен сплав металла. Замочная скважина, куда вставляется этот ключ, состоит из того же металла. И таким образом достигается целостность и однородность металла для всего замка. Понятно?
— Более-менее. И замок тогда открывается, — умно-умно сказал я. — И что же под замком?
— Долго объяснять. Лучше мы просто тебе покажем. Тогда у тебя будет меньше вопросов ко мне. А сейчас нам пора.
— Опять в горы? — взвыл Сашка.
— Куда уж выше? — взвыл я.
— Не дрейфь, камрад, — весело бросил Шумер.
Нам помогли подняться. И мы пошли к краю площадки, которая уходила за гору, опоясывая ее как балкон. По мере нашего продвижения площадка стала сужаться.
— Здесь надо быть очень осторожным, — предупредил Шумер. — Ширины выступа скоро будет хватать только на одного человека. Смотрите на идущего впереди и делайте как он.
Выступ действительно становился всё уже и уже. Я шел бочком, как и боец впереди меня.
И вдруг за поворотом он неожиданно пропал.
Я по своей городской привычке запаниковал было. Но чья-то рука втащила меня в небольшую пещеру в горе.
Колчин был уже здесь и с огромным вниманием разглядывал какие-то рисунки и надписи на стенах.
— Что тут? — спросил я.
— Древние письмена. Им наверняка несколько веков.
— Им ровно десять веков, — сказал Шумер. — Именно в это время наш народ пришел сюда из Ирана и остался здесь навсегда.
— Ого! — сказал я, чтобы поддержать разговор.
— Вот тебе и «ого!», — передразнил меня Колчин.
— На самом деле, мы ждем только вас, — заметил вежливо Зак.
Мы с Колчиным переглянулись.
— Вообще-то мы готовы.
— Тогда пошли.
Отряд углубился в пещеру. Бойцы зажгли фонарики. Нам оставалось только смотреть под ноги и пялиться на рисунки по сторонам.
— Берегите голову!
Мы пригнулись. Проход становился все теснее. Наконец отряд вытянулся цепочкой по одному. Вскоре мы опустились на четвереньки и ползли так метров двадцать. У меня начала разыгрываться клаустрофобия. Говоря человеческим языком, боязнь замкнутого пространства. Выступил по телу холодный пот. Запрыгали мелкой дрожью руки. И когда я собрался уже шмякнуться в обморок, мы выползли в огромную пещеру.
Исмаилиты подобрали где-то факелы, и по пещере запрыгали тени.
— Первый дом! — выдохнул Шумер.
Все молча склонили голову, зашептали беззвучную молитву, сложили руки лодочкой по мусульманскому обычаю и провели ладонями по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99