Но когда звероватый мужик бросился на него с кулаками, с размаху ударил мордоворота кулаком в челюсть, скривился. Бугай рухнул, как подкошенный. Остальные отчего-то не спешили нападать, шептались.
— Ну, чего стоите-то? Идите сюда, всем наваляю, мало не покажется.
— Не пойдут, — молвил Северьян. — Испугались. Они смелые, лишь, когда напором давят, больше языком молотят, а когда не поддаешься, выстоишь, разбегаются. Шакалы…
Четыре тени впереди вдруг бросились врассыпную. Уже через мгновение дорога была свободна.
— А они больше не вернутся? — Спросила Люта.
— Вернутся, добавим, — улыбнулся Данила, переступая через мордоворота.
У подхода к Славянскому кварталу их встретил Збыслав с дружинниками.
— Мне показалось, я слышал шум? — Спросил воин.-
Да так, — отмахнулся Северьян, — все уже нормально. Какие-то мелкие наглецы вон, к девушке приставали…
Збыслав добродушно улыбнулся, заметив Люту.
— Здравствуй, красавица. Рад приветствовать тебя…
— Еще не обрадуешься. К тебе сегодня еще несколько придут, ты уж устрой их как-нибудь, земляки все-таки. Не Ликуну же их возвращать.
— Никак нашли старого змея? — Восхитился Збыслав, — и ноги унесли, молодцы. А девушка, как я понимаю та самая?
— Ага, — довольно кивнул Данила. — Искал и все-таки нашел.
— Молодец, упорный ты! Да и правильно, за любовь надо биться даже с самим Ящером. Ладно, найдем мы место для беженок, никуда не денутся.
С этими словами Збыслав развернулся и вместе с дружинниками пошел в другую сторону Славянского квартала, поддерживать порядок. Путники же, усталые и голодные, направились прямиком в корчму.
Здесь стоял привычный пряный аромат жареного мяса и диковинный запах заморского вина. Народ уже собирался, стягивался, будто стая мух на свежую кучу. Недовольный хозяин протирал стойки. Близился вечер, а вечер здесь не обходится без драки.
— Никак явились? — Пробурчал он. — Да не одни? Нет, я третьего бесплатно кормить не буду…
Северьян молча подошел, высыпал на ладонь наглому мужику несколько монет.
— Если ты еще раз вякнешь, что тебе мало денег, жадная скотина, я тебе сломаю ноги, — улыбаясь, проговорил убийца.
Мужик побледнел, но промолчал. Северьян одним махом научил его держать язык за зубами. А убийца, как ни в чем не бывало, подошел к занявшим свободный стол Люте и Даниле.
— Проблемы улаживаются очень легко, если за них хорошо платишь и… немного помогаешь словами.
Данила весело усмехнулся.
— Вот Люта, это мой самый верный, да и, наверное единственный на всем белом свете друг.
Северьян улыбнулся в ответ.
— У нас в прошлом были разногласия, но это, я надеюсь в прошлом.
— Прости, доблестный воин, — пробормотала Люта, — но я о тебе ничего не знаю.
Данила нахмурился.
— А зря. Если бы не он, то меня никогда здесь не оказалось. И без него я бы не нашел тебя, моя ненаглядная…
Люта потупила взор, руки ее суматошно двигались, не находя себе места. Девушка нервничала.
— Я даже не знаю твоего имени, друг Данилы.
— Тебе незачем его знать, прелестница, — сказал Северьян. А прозвище, данное мне врагами не слишком хорошая замена имени. Если хочешь, называй меня… каликой.
— Хорошо… калика. Когда воин называет себя каликой, это звучит таинственно.
— Это потому что он сам таинственный, — подхватил Данила. — Загадочнее человека я еще не встречал на своем пути.
Вскоре, хмурый хозяин поставил перед ними поднос с изумительно пахнущими яствами. Здесь была и жареная рыба, и мясо с поджаристой корочкой, истекающее ароматным соком, и каша, наваристая, горячая.
— Как здорово! — Обрадовалась Люта. — Нас Ликун кормил все больше диковинными фруктами! А я так соскучилась по настоящей пище!
Мясо таяло во рту. Северьян откусывал кусок за кусочком, чувствуя, как лопается корочка и ароматный сок наполняет рот. Что и говорить, готовить эти ромеи умели, да так, что пальчики оближешь, да еще добавки попросишь, даже если сыт. Данила тоже беззаботно увлекся трапезой, поглощая рыбину за рыбиной, и перебрасывался словами со своей невестой. Люта ела за троих, набив полный рот, еще пыталась улыбаться и говорить одновременно. Ох уж эти женщины! Все у них ни как у людей, мужчин то есть.
Глава 47.
В корчму потихоньку стягивался народ. Места скучных и размеренных во всем ромеев заняли импульсивные славяне, привыкшие больше доверять чувствам, нежели разуму. Один за другим, веселые, подвыпившие мужики усаживались за столики, заказывали вино и мясо. Вскоре корчму наполнил знакомый приятный слуху гомон. Кто-то уже ругался, сотрясая чудовищными кулаками, кто-то затянул песню, которую сразу подхватили несколько глоток, а потом еще и еще. Северьян сам не заметил, как втянулся в нее, чувствуя каждую ноту, каждый звук. Песня была о далекой земле, о местах, в которых никто не разу не был, и они от этого были лишь прекраснее и заманчивее. А Северьяну отчего-то вспомнилась родина, маленький домик в селе, волхв Лукий, ставший для Северьяна отцом, и родное, красное, как пламя, солнце… Каким он его видел в последний раз, поднимающийся из-за непроходимой стены леса… Уголки глаз наполнились влагой, он и сам не заметил, мимоходом смахнув.
— Друг калика, ты плачешь, — ошарашенно пробормотал Данила.
— Нет, — улыбнулся Северьян, — я не плачу. Я радуюсь. Радуюсь, что хоть кому-то в этом мире суждено жить счастливо.
— А у тебя красивый голос, калика, — сказала Люта. — Очень нежный и мелодичный.
— Ты не слышала наших девушек! У них такие голоса, такие что… — Северьян осекся. — Что-то я заговорился. Ладно, пойдемте-ка спать. Вам завтра вставать рано в дорогу собираться…
— В какую дорогу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137