— Неужели испугал своей рожей?
— Далась тебе моя рожа, — сокрушенно покачал головой Белоян. — А утихомирить его было действительно непросто. Убийца умел ставить щиты против магии. Прежде, чем удалось охомутать его, он чуть было до меня не добрался. Ох, ну и сил же я на него потратил!
— Ничего, — усмехнулся Владимир. — Сил у тебя предостаточно. Хватка медвежья!
— Да не в этой силе дело! — Отмахнулся Верховный. — Нужно еще и духовную мощь постичь!
Князь, перекосив рожу, отвернулся.
— Ой, не утомляй! Ты бы видел, как я с ним рубился. Все силы потратил, а ему хоть бы хны. Знал только, отмахивался ножиком. Или мечом. Кто его разберет. Маленький был, короткий. Да теперь это все не важно. На рассвете казним тварь, и забудем.
— Не торопись княже, — одернул его Волхв, — Я думаю, пригодится он нам еще.
— Да ты что, медвежья башка, сдурел! — Осерчал Владимир. — Хочешь тварюгу в живых оставить?
— Есть такая мысль, — согласился Белоян, — ты мне еще спасибо скажешь, княже. И не буянь раньше времени. Пира дождись. Тебе разве не интересно узнать, кто наслал на тебя этакое чудо, что даже твоя хваленая воинская хватка не помогла?
— Да ясно кто! — Отмахнулся Владимир. — То козни Царьграда. Не любят они меня, ох не любят.
— А за что тебя любить?
В коридоре послышался громкий топот, будто стадо вепрей в терем впустили. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались два богатыря. Один, как пивная бочка, широкий мощный богатырь, да только по лицу не скажешь — темное, загорелое, лишь белки глаз хищно блестят. Другой жилистый, подтянутый, взгляд хитрый, злой, но возраст тоже угадывается с трудом. В глазах обоих недоумение и удивление. То были Люготич и Куман, богатыри, из личной охраны князя.
— Слышал я княже, неприятность с тобой приключилась, — пробасил Люготич, поправляя меч на поясе.
— Да уж, неприятность, — хмуро покосился Владимир. — Плохих ты ко мне дружинников приставил. Положили их, как юнцов безусых, те даже пикнуть не успели.
— Полноте, княже, — процедил Куман. Зашевелились желваки, в глазах мелькнул холод. — Молодцов мы с Люготичем сами отбирали. Если и пали они, то явно в бою неравном.
Владимир заскрежетал зубами.
— Что ж, бой был действительно неравный. Их двое супротив одного.
— Брешешь, князь! — Сжал кулаки Люготич, — не могли они так дешево жизнь свою отдать.
— Придержи язык! — Рявкнул Владимир, ударяя кулаком по столу, — Псы брешут, а князь говорит!
— Прости княже, — стушевался богатырь, — язык мой — враг мой. Но никак я поверить не могу, что дружинников так просто одолел какой-то басурман иноземный!
— Он и не басурман, просто оделся, как Ящерово отродье. А на поверку русичем оказался… Хотя и дрался, как степняк. Без труда узнал многие приемы, — хмыкнул Владимир.
— И как только у него рука поднялась на сородича! — Взревел Люготич.
— Не буянь, Люготич, — подал голос Белоян, — не силой взял их убийца, подлостью и хитростью одолел. Сзади подкрался.
— Все равно, что же это за богатыри такие, что врага не учуяли. Расслабились видать на казенных харчах, зажрались. Тогда сами виноваты! — Заявил Куман.
Богатыри беспомощно переступали с ноги на ногу. Все было сказано. Другие разговоры лишь никчемное словоблудие.
— Прости, что побеспокоили, княже, — поклонился Люготич, — доброго тебе здравия!
С этими словами богатыри покинули трапезную, оставив Владимира наедине с Верховным Волхвом.
Белояну, наконец, надоело топтаться, и он с кряхтением примостился на лавку подле Владимира. Несчастная лавчонка болезненно заскрипела. Владимир криво улыбнулся:
— Так ты мне всю мебель перепортишь!
— Ничего, ты князь богатый, новую закажешь. Прямиком из Царьграда.
Князь зло заскрипел зубами.
— Не напоминай!
— Хорошо, — согласился волхв, — оставим Царьград в покое. Ты мне вот что скажи лучше, не хочешь ли повидать наемника?
— Чур, тебя, Медвежья башка! Никак меду обожрался?
Волхв промолчал.
— Ну не сердись, Белоян, пошли посмотрим пленника, — молвил князь.
— Я больше не буду тебе навязываться, — пробасил Верховный, с кряхтением поднимаясь с лавки. — Если не хочешь, можешь не идти. Я и сам с ним разберусь.
— Сказал же пойду, значит пойду! — Буркнул Владимир. — Давай, веди, медвежья башка.
Пленника держали не в срубе, как решил поначалу Владимир. Ему отвели место в самой глубокой темнице княжеского терема. Там все замки затянуты сильнейшими чарами, стражники через каждых два шага стоят, их тут, наверное, больше, чем пленников. Говорят, сам Острозуб по молодости мастерил замки, да такие, что без особого умения вовек не отворишь. Князь вслед за Белояном спустился по узкой винтовой лестнице. Все ступеньки мокрые и скользкие, Белоян поскользнулся и лишь чудом не упал. Пахнуло гнилью и сырой землей, холодный, как в погребе воздух, обжигал легкие. Со стен свисали лохмотья паутины, деревянные перекрытия подгнили и кое-где болтались трухлявыми обрубками. В тех местах дерево было заменено камнем. Когда спустились еще ниже, отовсюду накатила такая смертная тоска, что хоть на стену бросайся. Не зря темницу называют погибельной, еще древние вершили здесь недюжинное волховство. Она желание жить и волю забирает, а взамен поселяет в сердце холод и безразличие. Долго находиться здесь опасно, потому и стражников каждое утро меняют.
— Ну и жуткое же место, — передернулся Владимир, крепче сжимая рукоять меча, с которым он не расставался даже во сне.
— Да, здесь такие чары творились, что мне и в страшном сне не привиделись, — вздохнул Белоян, размашисто шагая по узкому длинному коридору. На стенах чадили масляные факелы. Будь коридор поуже, и Верховный попросту бы не пролез, или уж точно посшибал плечами все факелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137