Реабилитационный центр выделил небольшую комнату под нужды полиции, в которую и поступали сигналы с нескольких видеокамер, скрыто установленных в палате таинственного обгоревшего человека, чтобы получать исчерпывающую информацию о том, что там происходит. Впрочем, пока что там не происходило ровным счетом ничего интересного. Человек мирно дремал, совмещая это приятное занятие с полезным: погрузившись по самую шею в регенерирующий раствор, он постепенно обрастал новой кожей. Лицо его было закрыто питательной маской с прорезями для рта, носа и глаз. Рядом с пациентом, заняв позицию, классифицируемую полицейскими методическими пособиями как «утка на гнездовье», притаился лейтенант Забойный. Отчаянно борясь с подступающей дремотой, он периодически принимался сопеть клювом… в смысле, клевать носом, но тут же вспоминал о служебном долге и начинал призывно покрякивать, проверяя потенциальную готовность незнакомца к возобновлению вербального контакта.
Старший следователь не считал нужным лишать себя здорового сна и раскатисто храпел, приведя кожаное кресло-трансформер в горизонтальное положение. Тактичные покашливания Птенчикова, прибывшего в Реабилитационный центр взглянуть на пострадавшего, не возымели должного эффекта. Иван постучал. Пару раз крикнул «извините», выдерживая нарастающее крещендо, потопал ногами и включил мобильный видеофон в режиме будильника. Старший следователь не реагировал. Немного подумав, Иван набрал в грудь воздуха и со всей моченьки гаркнул: «Рота, подъем!» Судя по ассоциациям далекой юности, затерявшейся в конце XX века, полицейский должен был резво вскочить и вытянуться по стойке «смирно», но, вопреки ожиданиям, он лишь устроился поудобнее и сладко причмокнул толстыми губами. Тогда Иван решился на крайние меры – он быстро осмотрел ящики стола и извлек на свет то, что и предполагал найти.
Янтарная жидкость, искрясь в прозрачном бокале, плескалась под самым носом старшего следователя, источая дерзкий аромат коньячного спирта двадцатилетней выдержки. Почуяв любимый запах, следователь зашевелил ноздрями и, медленно приподнявшись в кресле, открыл осоловевшие глаза.
– Вы так стонали во сне! Я решил, что вам плохо, – невинно сообщил Птенчиков, ловко выливая содержимое рюмки обратно в бутылку. – К сожалению, в этой каморке не оказалось нашатырного спирта, пришлось воспользоваться подручными средствами.
– Я… я и не думал спать, – смущенно засопел старший следователь. – Я как раз размышлял об этом запутанном деле.
– И что же вы надумали? – вежливо поинтересовался Иван.
– Вы разбу… прервали мои логические построения на самом интересном месте, – пробубнил он и зыркнул на бутылку с коньяком. – Как удачно, что вы ее нашли. Я, знаете ли, принес ее… э-э, чтобы руки протирать.
– Это новый метод стимуляции мыслительного процесса?
– Ну, в общем, безусловно, – серьезно покивал полицейский. – К тому же никогда не знаешь, какую заразу можно подцепить в этом Реабилитационном центре.
Следователь неодобрительно покосился на монитор. Иван проследил за его взглядом и понял, что прибыл как раз вовремя – потерпевший беспокойно завозился в своем гидрофутляре и открыл глаза. Лейтенант Забойный мгновенно оживился, радостно замахал руками-крыльями, приветливо крякнул и изрек на старотурецком:
– Наконец-то ты проснулся, дружище, а то я уже начал скучать. Как, говоришь, тебя зовут? Что-то я подзабыл…
Разумеется, в столь нехитрую ловушку «шпион» не попался. Он тяжело вздохнул и произнес:
– Увы, стал я подобен старухе, выжившей из ума – не отличаю и четверга от субботы.
– Э, ты мне голову не морочь, я-то точно знаю, что сегодня понедельник, – напрягся Забойный. – Или ты хочешь сказать, что когда-то наряжался старухой? С какой целью? Новогодний маскарад, служебная конспирация, ведение наружного наблюдения, побег из-под стражи?
Пострадавший недоуменно заморгал.
– Эх… – Лейтенант доверительно придвинулся к нему. – Не так давно мне тоже довелось побыть женщиной. И я, в отличие от некоторых, даже помню, как меня звали. У меня было удивительное имя – Муза…
Глаза пострадавшего в прорези маски подернулись мечтательной дымкой.
– Ты заставляешь звенеть струны моего сердца!..
Забойный вздрогнул и с подозрением уставился на собеседника:
– Ты это на что намекаешь? Ты это дело брось. Была Муза – стал Музон, и нечего тут попусту струнами звенеть! – Вдруг на лице лейтенанта отразилась новая мысль: – Или ты не можешь вспомнить не только своего имени, но исобственной половой принадлежности? Пострадавший испуганно замер.
– Ну, приятель! – расхохотался Забойный. – Тут я могу тебя утешить. Знай же: ты определенно мужик.
– Хвала Аллаху! – возликовал обгоревший, благодарно таращась из-под питательной маски, однако тут же сник и тяжко понурился: – О, светоч мудрости, да будет тебе и горстка риса горой рахат-лукума… Знай: ты избавил меня от ветки, но не избавил от корня!
Лейтенант Забойный разинул рот, тщетно пытаясь переварить этакий дието-древесный коктейль. Старший следователь у экрана видеонаблюдения возмущённо фыркнул:
– По-моему, теперь этот придурок вообразил себя деревом. Так и есть – дубина стоеросовая.
– Нет-нет, что вы, – заволновался Иван. – Просто этот человек выражается иносказательно. «Избавил от ветки» – значит, решил лишь небольшую часть проблемы. Думаю, у него действительно амнезия.
Лейтенант Забойный меж тем мобилизовал всю свою проницательность – и вдруг просиял:
– Ага! Я все понял! Ты дровосек. Ну, вспоминай: лес, топор, много деревьев, лоси бродят, зайцы скачут…
Позабыв о роли подсадной утки, он присел на корточки и стал прыгать по палате, выставив ладони на манер заячьих ушей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101