– Давайте за мной, я дам вам что-нибудь из одежды.
От подобного заявления казачку с янычаром едва не хватил удар. Однако от предложений султана не отказываются, и они покорно потащились следом за сиятельным владыкой, понимая, что это, скорее всего, последняя прогулка в их жизни.
…Иван Птенчиков трусил на Васькином Горбунке по залитым солнцем улицам Истанбула. Погода установилась наиприятнейшая, и ничто не напоминало о недавних катаклизмах в виде снежных «сугробиков», лежавших на крышах и улицах города. «Бабье лето, – думал Иван, любуясь золотыми листьями, срывающимися с деревьев. – Совсем как у нас в Москве во второй половине сентября». Однако стоило повернуть голову в другую сторону, как взгляд натыкался на какую-нибудь пальму, и становилось ясно, что находишься не в Москве.
Иван направлялся к дому Алишера. У него оставался должок перед жителями славного города Истанбула – данное им некогда обещание, – и учителю совсем не хотелось, чтобы его имя, пусть и вымышленное, склоняли в нелицеприятном контексте.
Почтенный ашджи-баши находился во дворце, но на улице возле его дома царило оживление: всхлипывающая Зульфия провожала в дальний путь многочисленное семейство соседки, к которому за последние дни успела весьма привязаться. Была здесь и ее сестрица, вдова Фатима, с обожаемым сыном, который так и не освоил искусство преодолевать возникающие на пути к облакам крыши, но вспоминал своего Учителя с благодарным трепетом в душе. За Фатимой преданной тенью следовала дочь престарелого гончара, которого добрая женщина приютила под своим кровом. Впрочем, взгляды юной красавицы, которые не могла скрыть даже плотная паранджа, предназначались в основном не вдове, а ее могучему сыну. Птенчиков увидел и жену разорившегося купца, и семейство излишне азартного чеканщика, и множество других жителей Истанбула – от бывших богачей, привыкших к роскоши и достатку, до скромных тружеников, считающих каждую попавшую в их руки монетку великой милостью Аллаха. Всех их сплотила общая беда и та надежда на избавление от злобных демонов, терзающих город, которую подарил в памятную ночь удивительный бухарец Хасан.
– Приветствую вас, благородные жители Истанбула! – весело окликнул Иван собравшуюся толпу, спрыгивая с Горбунка на устланную шуршащими листьями дорогу. – Да пошлет Аллах мир и любовь в ваши сердца!
– И тебе благоденствия, – вяло откликнулись собравшиеся, слишком занятые трогательной процедурой прощания. Разумеется, полежавшего в Реабилитационном центре Птенчикова никто не узнал.
– Братец Хасан просил передать вам привет и сказать, что он никогда не забывает своих обещаний, – громко продолжил Иван. Толпа мигом всколыхнулась – на мэтра обратились десятки взволнованных глаз:
– Где он?
– Не попал ли в беду?
– Так, говоришь, ты его брат?
Иван едва успевал отвечать:
– Он жив-здоров, но вынужден был покинуть Истанбул по семейным обстоятельствам. А чтобы не обмануть ваших ожиданий, попросил меня закончить начатое им дело, расквитаться с вашими обидчиками и уничтожить стамбульские казино на корню. Словом, знайте: закладывать имущество, расставаться с домами и идти в рабство никому больше не придется. Все ваши долги скоро будут аннулированы.
– Да как же это? – заголосили боящиеся поверить неожиданному счастью горожане.
– Следите за выпусками последних известий, – таинственно улыбнулся Птенчиков и вскочил на Горбунка.
– Имя! Скажи нам свое имя, чтобы мы могли денно и нощно возносить молитвы Аллаху за твое поистине бесценное здоровье! – раздались благодарные голоса.
– Какая разница? – откликнулся Иван, пуская Горбунка тряской рысью. – Зовите меня… Синдбад-мореход!
Он поддал шенкелей и исчез за поворотом. Толпа перед домом Алишера замерла в благоговейном молчании.
– Нет, это не Синдбад-мореход, – торжественно начал чеканщик.
– Никогда Синдбад-мореход не путешествовал на ишаке и не рисковал своей жизнью ради благополучия посторонних людей, – согласно кивнул разорившийся купец.
– Только один человек способен на такие деяния! – звонко воскликнула Зульфия.
– И только один человек способен избавить полгорода от долгов, не раздав при этом ни единой монеты, – усмехнулся в седую бороду старый горшечник.
– От великой Бухары до славного Истанбула, от Багдада до Самарканда и от Коканда до Ходжента гремит его имя…
– Султаны и эмиры при одном упоминании о нем начинают трястись от ярости…
– А честный люд хохочет в чайханах, передавая из уст в уста легенды о его похождениях!
– Возмутитель спокойствия…
– И сеятель раздоров…
– Несравненный Ходжа Насреддин! – возликовала толпа.
– Подождите, подождите, – внезапно обеспокоился сын вдовы. – Разве знаменитый ишак Ходжи Насреддина был горбат?
– Зри в корень, юноша, зри в корень, – снисходительно посоветовал бывший купец, получивший неплохое образование.
И все снова принялись возбужденно кричать и смеяться, предвкушая удивительные события, которые вот-вот произойдут в их родном городе. Только глупый башмачник, случайно проходивший мимо и присоединившийся к толпе «потусоваться», озадаченно чесал длинный нос. Он никак не мог сообразить, где же у ишака корень.
Пока отдельно взятый городской квартал бурлил энтузиазмом, прославляя имя легендарного Ходжи Насреддина, остальные жители славного Истанбула трепетали от ужаса, пересказывая друг другу историю о жене придворного казначея, страшном морском чудище и Черном евнухе, обращенном в белую женщину и съеденном на глазах у двух вооруженных до зубов воинских подразделений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101