Сегодня ночью приходи в оранжерею.
Рябинина заученно ответила:
— Восточные рабочие не имеют права отлучаться из места, отведенного им для ночлега. Виновные в нарушении порядка на первый раз подвергаются телесному наказанию, на второй раз арендатор обязан возвратить злостного нарушителя в рабочий лагерь, где с ним будет поступлено по закону военного времени.
Вейдеманн слушал, не перебивая. Рябинина замолчала, попыталась освободить руку, но ничего не вышло — Вейдеманн держал цепко.
— У тебя хорошая память, но ты пропустила важные слова: «Восточные рабочие не имеют права без разрешения арендатора отлучаться с места ночлега».
— Фрау Белинберг мне не разрешила.
— Ты забыла, что я доверенное лицо арендатора и разрешаю тебе покинуть место ночлега. Мы с тобой немного посидим в оранжерее… Я принесу тебе два пирожных.
— Немецкий офицер может находиться с восточной рабочей исключительно во время допроса. Все остальное является безнравственным, а виновные подлежат наказанию.
Вейдеманн начал злиться, но виду не подал.
— Рябинина! Явитесь после полуночи на допрос, в оранжерею. За меня не беспокойтесь, нас никто не увидит. Сегодня к фрау Белинберг приедет ее будущий супруг. Она будет занята.
Вбежала Козихина. Вейдеманн отпустил руку Рябининой, строго сказал:
— Опять без предупреждения?! Марш, марш!
— Меня послала за вами фрау Белинберг! К нам приехали…
— Скажи, что я сейчас приду.
Козихина озорно подмигнула Рябининой и убежала.
Вейдеманн пригрозил:
— Попробуй не прийти…
В небольшой гостиной, которую все в доме называли «голубой», находились фрау Белинберг и молодой офицер.
— Мой управляющий, герр Вейдеманн.
— Очень приятно. Поручик Астафьев. Благодарю вас, фрау Белинберг.
— Я думаю, вам лучше поговорить без меня, — сказала Белинберг и вышла.
— Слушаю, поручик, чем могу быть полезен?
Астафьев глянул на часы.
— Сегодня, через пять часов и сорок пять минут сюда прибудет генераллейтенант Власов.
— Мы рады встретить генерала…
— Я полномочен проверить, соответствует ли здешняя обстановка безопасности генерал-лейтенанта Власова.
— Возможно, вы не знаете, что этот дом принадлежит вдове группенфюрера СС и что ее брат…
— Мне все известно. И тем не менее я обязан…
Астафьев строго посмотрел на Вейдеманна:
— Прошу полный список лиц, имеющих доступ в комнаты, план всего дома, потом осмотрим территорию.
В помещении для восточных рабочих поручик заговорил с Козихиной, спросил, откуда она.
После осмотра дома козырнул Вейдеманну и напомнил:
— Передайте фрау Белинберг — генерал-лейтенант прибудет в восемнадцать ноль-ноль…
Фрау Белинберг встретила Вейдеманна милой улыбкой:
— Проводили?
— Это непостижимо! В дом группенфюрера СС приезжают русские и подвергают меня допросу!
— Не надо волноваться, Макс. Это вредно.
— Я уже не могу волноваться, дорогая Адель. Я волновался, когда там, в России, потерял вашего мужа, который так любил и ценил меня. Я волновался, когда мне отделили ступню, — и я не знал, как буду жить дальше. Я потерял веру во все — в людей, в любовь, в дружбу, когда узнал, что вы собираетесь замуж. Группенфюрер перевернется в гробу. Его жена выходит за русского…
— Ты не точен в определениях. Не жена, а вдова. Это совсем иное — вдова.
— Променять вашего мужа на эту сутулую русскую гориллу!
— Ты снова не точен в определениях, дорогой Макс. Променять можно чтонибудь существующее, а мой муж, к сожалению, увы, как это ни печально, не существует. Если хочешь знать, я жертва. Да, да, жертва… Мы, германские женщины, умеем вместе с вами, мужчинами, нести ответственность за судьбы рейха! Мое замужество необходимо Германии! Это не просто брак, это политический союз.
— Надо было этой горилле подложить другую жертву.
— Почему другую?
Вейдеманн опустился на колени, поцеловал Адели руки.
— Зачем вы так говорите, Адель? Одумайтесь, пока не поздно. Честолюбие никого до добра не доводило, У вас хорошее имение, пенсия за мужа. Я люблю вас. Я сойду с ума, Адель!
— Не надо. Тогда и тебя отправят в Аушвиц, и ты не сможешь поехать со мной в Россию… Дай твой глупый, упрямый лоб… Я пошла отдыхать.
Фрау Белинберг панически, до животного крика боялась воздушных налетов. Если поблизости появлялся самолет, она, не пытаясь узнать, свой это или чужой, мчалась в убежище со своим маленьким чемоданчиком из зеленой кожи, в котором лежали драгоценности.
Страх перед бомбежками заставил ее принять должность директрисы санатория в тихом, уютном Рудольгинге. Но надо было выбирать между Власовым и спокойным Рудольгингом, и фрау Белинберг, превозмогая страх, вернулась в имение.
Первые дни налетов не было, и Адель успокоилась:. «Может быть, эти проклятые англичане и американцы оставят нас в покое…»
И вот опять — как назло, когда в гостях жених со своими офицерами, Фердинанд, фрау Культцер, пианистка фрейлейн Вайс. Так мило поужинали в летней столовой, шел такой интересный разговор о влиянии немцев на развитие русской культуры, генерал Власов только начал доказывать свою мысль, что еще при Великом Петре…
И тут появились самолеты. Они шли высоко, но от мощного рокота в столовой задребезжали стекла. Сухо, отчетливо застучали в Цоссене зенитки.
После, когда все закончилось, фрау Белинберг было очень стыдно, неловко за свое поведение. Германская женщина не имеет права так вести себя, но что поделаешь, если нервы опять подвели.
Фрау Белинберг вскочила из-за стола, дурным голосом закричала:
— Закройте, дьяволы, окна! Свет, свет! Погасите свет!
Она всегда кричала так: «Дьяволы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168