ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Из документов я установил, что с Власовым были три автоматчика: Василий Попов, Георгий Люсин и Николай Сермащиев. Был еще политрук Щербаков, также вооруженный автоматом. И была «хозяйка» Власова.
Афанасьев предложил всем идти до реки Оредежь. По его расчетам, на пути должно быть озеро Черное, в нем много рыбы — можно было пополнить запасы еды. «Дойдем до партизан, обязательно дойдем!» Власов отказался. Один из автоматчиков хотел идти с Афанасьевым, но Власов на него наорал, пригрозив: «Застрелю, как подлого изменника!»
Афанасьев пошел один. Чуть южнее болота Веретинский мох у тригонометрической вышки его остановил заслон партизан Луганского отряда, которым командовал секретарь райкома Дмитриев.
Партизаны переправили генерала в Оредежский отряд, во главе которого стоял Сазонов. В этом отряде была действующая рация. Афанасьев показал Сазонову на карте, где он видел командующего 2-й ударной последний раз: «Он где-нибудь неподалеку. Ищите, товарищи, ищите. Надо спасать Андрея Андреевича…»
Бойцы Сазонова разбились на три группы и отправились: одни на дорогу Выдрица — Лисино — Корпус — Тосно, другие к деревне Остров, третьи к Печнову — спасать Власова.
Сазонов не знал, что посылает партизан искать предателя.
За Афанасьевым прилетел самолет. Ночью начальник связи 2-й ударной улетел на Большую землю. На аэродроме его встретили генерал армии Мерецков и армейский комиссар первого ранга Запорожец.
Они рассказали потрясенному Афанасьеву о том, что германское радио сообщило: «Во время очистки недавнего волховского кольца в своем убежище обнаружен и взят в плен командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант Власов».
— Эх, Андрей Андреевич! Видно, гордыня помешала тебе принять мой добрый совет. Были бы сейчас вместе, — подумал вслух Афанасьев.
Никто еще не знал, что Власов сдался в плен добровольно.
Я прочел сотни документов. Не могу забыть страницы из дневника младшего лейтенанта Николая Ткачева.
Ткачёва убили под Мясным Бором, когда он с остатками своей роты 1238-го полка 382-й стрелковой дивизии выходил с боем из окружения. Его друг, лейтенант Петр Воронков, сохранил дневник.
«Я стою на берегу Глушицы. Когда-то, совсем недавно, перед самой войной, мы забрели сюда с Панеи. Боже ты мой, как нам было хорошо! А сейчас тут мышь не проскочит — немцы простреливают каждый сантиметр. Как я ненавижу войну! Но все равно я буду драться до последнего, а если умру, то с сознанием исполненного долга. Какой-то подлец пустил слух, что нас предали. Я все допускаю: ошибки, промахи, глупость, наконец, но предательство!..»
Николай Ткачев не допускал мысли, что Власов — предатель.
Я теперь это знал. Я понял: Власов мог выйти из окружения. Мог выйти и не вышел. Не захотел. Ушел к врагу. И он стал для меня личным врагом, потому что изменил моей Родине, моему народу, в том числе и мне, Андрею Мартынову, моей жене, моим детям.
Я спросил Мальгина:
— Когда?
— Когда будешь готов.
— Я готов. Я готов совершить приговор над этим выродком.
— Этого мы тебе не поручаем. Его будут судить… Продолжай готовиться.
Немецкие сапоги
Командующий 2-й ударной армией Волховского фронта Власов сдался в плен тринадцатого июля 1942 года.
На опушке леса, куда немцы вывели Власова, командовавший ротой оберлейтенант Шуберт отвинтил крышку фляги, наполнил ее и протянул Власову. Оберлейтенант говорил по-русски плохо, старался пояснить речь жестами:
— Камю. Гут коньяк… Возвращает силы…
В первые часы общения с немцами, особенно когда шли по лесу, Власов был все время настороже: часто оглядывался, старался ближе держаться к обер-лейтенанту — как бы чего не вышло. «Черт их знает! Пришибут ненароком».
Здесь, на опушке, под ярким солнцем, Власов почувствовал, что успокаивается. Ему понравилось, что обер-лейтенант, предложив коньяк, щелкнул каблуками и отступил на два шага. Понравилось и то, что, обращаясь к нему, офицер все время козырял: «Герр генерал…»
Коньяка Власову не хотелось — солнце уже палило вовсю, гораздо приятнее, нужнее была бы кружка холодной воды, но Власов выпил коньяк, как знаток, мелкими глотками — боялся обидеть отказом офицера. Протянув немцу пустую крышку, Власов поклонился, хотел поблагодарить по-немецки и неожиданно сказал:
— Мерси.
Обер-лейтенант ловко принял крышку, поставил на ладонь и все тем же почтительным тоном осведомился:
— Ешчо, герр генерал?
— Мерси, обер-лейтенант.
Смущал Власова только молодой, лет двадцати двух, обер-ефрейтор. Власов обратил на него внимание еще в лесу, в первые минуты общения с немцами. Когда по просьбе Власова немцы расстреляли автоматчиков из его охраны, обер-ефрейтор посмотрел на него с явным презрением.
Немцы вытащили из шалаша продавщицу военторга Зину. Власов спал эту ночь с ней под одной шинелью, всю ее истерзал, искусал ей грудь и губы. Сначала Зина не поняла, что хотят с ней сделать немцы. Она торопливо застегивала пуговицы на гимнастерке. За короткие секунды у нее осунулось лицо, большие черные глаза стали еще больше. Когда высокий, с лохматыми бровями солдат потащил ее к дереву, под которым лежали мертвые автоматчики, Зина упала на землю, заплакала, закричала:
— Андрей Андреевич! Родненький! Товарищ генерал, не убивайте! Пожалейте меня!..
Власов отвернулся и увидел нахмуренное лицо молоденького обер-ефрейтора. Раздались выстрелы, и Зина перестала кричать. Когда уходили, Власов не выдержал, посмотрел на труп Зины. Юбка задралась выше колен, и Власов отчетливо увидел на левой ноге знакомое коричневое родимое пятно. Зина называла его пчелкой: «Представьте себе, и у мамы и у меня на одном и том же месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168