Могилу вырыли за деревней на косогоре, под двумя высокими березами. Деревня называлась Столовичи. Эрвин подумал, что у Атса, видимо, до вчерашнего дня и понятия не было о том, что на свете существует такая деревушка Столовичи, может, он так и не услышал ее имени, а теперь останется навечно связанным с этой горсткой затерянных среди лесов изб. Останется тут вместо того, чтобы прожить долгую жизнь, произвести на свет кучу белобрысых поморских детишек и, когда придет на то свой срок, дать гихо к достойно снести себя к родителям на старое кладбище в Сутлепа, на моряцкую сторону.
Эрвин вдруг так живо представил себе оставшуюся непрожитой жизнь Атса Бломберга во всех ее деталях и красках, что у него перехватило дыхание. Пока Атс был в живых, ни разу не приходило в голову попристальнее задуматься о том, как тот жил до службы в армии или как станет жить, когда освободится от нее. Вроде бы не было причины, у каждого своя жизнь. Теперь все иначе. Живые сами могут думать о себе, за мертвых это должны делать другие.
Ребята вокруг могилы стояли серьезные, даже скорбные. Давно уже прошло вызванное боем возбуждение, которое не позволяет ощущать боль и воспринимать потери. Каждый ставил себя на место Атса'Бломберга и чувствовал, как по спине пробегают мурашки при мысли, что та же очередь из ночной темноты могла бы точно так же стегануть свинцовым бичом по груди любого из них. Там, в лесной чащобе, среди треска, общей спешки и взвинченности, никто из них не думал о том, что следующий выстрел может стать роковым. Каждый бежал, укрывался за деревьями, искал глазами и ушами противника, стрелял — и был уверен, что сам он неприкосновенен, недосягаем для пуль. В противном случае не нашлось бы силы, которая смогла бы их погнать в ночной, изрыгающий автоматный огонь лес.
Да они тогда, ночью, и не знали, что Атс Бломберг мертв. Вначале полагали, что, видимо, задержался где-то, оказался на другой батарее или просто заблудился. И лишь когда он не объявился и утром, начали всерьез искать. И обнаружили в нескольких сотнях метров от опушки леса, на груди давно запеклась кровь, и винтовка тут же.
Вынутый из могилы песок был красновато-желтым и быстро сох на солнце, а высохший тут же скатывался обратно — туда, где было его настоящее место, где на дне узкой красноватой щели камнем, неподвижно лежал под своей смятой шинелью Атс Бломберг. Было бесприютно и скорбно, хотя отсутствовал оркестр с похоронным маршем и никто не умел как следует произнести прощальную речь. До сих пор, до войны, все они хоронили только старых людей, о долгой жизни которых было что поведать. С Атсом они еще вчера стояли в очереди за супом возле походной кухни, обменивались ш>тками, и именно это сейчас казалось самым ужасным, но сказать об этом никому не приходило в голову.
При жизни Атс Бломберг был шутником. Эрвину вспомнилось, как в свое время, в самом начале службы, Атс провел старшину батареи фельдфебеля Тагалахта. Фельдфебель был родом из Сааремаа и отличался поразительной глухотой к юмору. Достигнув старательной и серьезной службой своего чина, он заботливо оберегал собственное достоинство и, пожалуй, напоминал больше всего «шкуру» старой царской выучки. Легко вспыхивал, загорался, будто весенний мусор, ругался во всю глотку и сыпал ребятам наряды.
Атса Бломберга фельдфебель начал преследовать за его характер. Серьезные люди обычно плохо переваривают шутников. Фельдфебелю казалось, что постоянная усмешка на лице Атса была плохо скрываемой
Игра эта Атсу вскоре надоела. Однажды, когда фельдфебель Тагалах при проверке казармы опять начал придираться, перевернул постель Атса и заорал: «Два вне очереди на кухню. Солдат, который так заправляет постель, будет до скончания дней своих чистить картошку!» — Атс решил выкинуть штуку Вечером, после наряда, он сговорился с ребятами, те заперли его на кухне, а в постели Атса из одежды свернули куклу, чтобы дневальный не заметил отсутствия солдата.
Утром, когда повар пришел на кухню, Атс преспокойно восседал возле огромной кучи очисток и заканчивал третий мешок. Все кастрюли и прочая посуда, вплоть до ведер, были с верхом наполнены очищенной картошкой Повар вспылил и вызвал дежурного по батарее лейтенанта Яанисте. Бломберг доложил ему:
— Господин лейтенант, мне господин фельдфебель Тагалахт назначил наряд чистить до скончания дней моих картофель, чем я сейчас и занимаюсь.
Дежурный отправился к командиру батареи, тот вызвал фельдфебеля и провел с ним такую беседу, после которой взбешенный Тагалахт полтора дня не показывался на батарее. Ребята посмеивались в кулак. Атсу было велено убрать с кухни картофельные очистки, и на этом дело кончилось. С тех пор фельдфебель Тагалахт проходил мимо Бломберга, словно тот был пустота.
Солдатам же пришлось два дня подряд есть по три раза в день картошку, которую Атс начистил за ту ночь
Эрвин бросил свои три пригоршни земли и, когда начали зарывать могилу, подошел к комиссару, который стоял между двух берез и грустно следил за происходящим. Потапенко пожал левой здоровой рукой ладонь Эрвина и сказал:
— Очень хорошо, что вернулся. С каждым днем ) нас все редеет Видишь, на этот раз совсем плохо получилось. Боялся уже, что ты вместе со своим грузом к немцам угодил.
У Эрвина возникло желание рассказать комиссару обо всем, что с ним за эго время произошло. Но он вдруг понял, что его русского языка не хватит и на четвертую часть. И он решил отложить объяснение и понемногу, частями изложил свои странствия.
Поэтому он ограничился словами:
— Жаль Бломберга. Хороший был друг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154