Он смотрел и чувствовал, как в нем растет своеобразное разочарование. Самые обыкновенные молодые ребята, лица еще слегка округлые; в глазах испуг и страх. Никакого намека на твердых с высеченным орлиным профилем покорителей мира, каких порой можно было видеть до июньской революции на газетных фотографиях. То, видимо, были рекламные снимки, распространяемые самим Геббельсом: мол, смотрите, как выглядит настоящий немецкий солдат, смотрите и дрожите, не пытайтесь сопротивляться!
С одной стороны, это открытие доставляло удовлетворение. Ничего особенного в этих немцах нет и их можно совершенно обычным образом бить. Но, с другой стороны, это же сознание вызывало и беспокойство. В чем же тогда наш изъян, что мы перед этими совершенно обычными немцами все отступаем и отступаем и никак не можем остановиться? Или мы в действительности слабее, чем убеждали до этого и себя и других? Тоже рекламный снимок?
Сержант пришел и пожал Рудольфу и Киккасу руку.
— Спасибо, товарищи!
— Теперь мы пойдем,— сказал парторг.
— Куда? — спросил сержант.
— Туда,— махнул Рудольф рукой в сторону поселка.
— Там же немцы!
— Мы пойдем лесом.
— Оставайтесь с нами. Чем нас больше, тем лучше, ведь будет еще бой...
Рудольф покачал головой:
— У нас там свои дела. И люди...
Перед глазами снова встал оставшийся на дежурстве Мадис Каунре, который, провожая машину, сидел возле открытого окна, с винтовкой между колен. Мадис славный мужик, его нельзя оставлять на произвол судьбы. Из волисполкома он навряд ли уйдет без разрешения, а оставаться там все опаснее. Может, следовало бы временно, до контрнаступления наших войск, все же уйти из волисполкома? Все равно там больше нечего охранять. Через несколько дней, поди, немцев выбьют, он сам сейчас как это делается!
Если они только уже не вошли в исполком...
И еще Хельга! Историю с Хельгой надо будет выяснить до конца, тут нельзя ни откладывать, ни терпеть, пока прогонят немцев. Они до конца разберутся в этой запутанной истории, и горе тому, кто окажется виновным...
10 июля, рано утром, в 7.20, хозяин хутора Ванатоа Ильмар Саарнак велел своей матери Амалии Саарнак увести детей — восьмилетнюю Ильме и шестилетнего Пээду — на соседский хутор Румба, объяснив это тем, что они всей семьей отправляются в лес на второй покос. Старая хозяйка Амалия одела детей и, не обращая внимания на хныканье, увела их полусонными к соседям.
Когда детей увели, Ильмар Саарнак вошел на кухню, где его жена Хельга Саарнак в это время готовила семье завтрак, встал посреди кухни, расставив ноги, и спросил:
— Какие ты дела тут водила со своим братцем-парторгом, когда он с латышскими милиционерами приходил искать меня?
Хельга Саарнак, продолжая стряпать, ответила:
— А какие у меня с ним дела, я в партии не состою. Просто так поговорили. Он мой брат.
— Тварь партийная твой брат! — теряя самообладание, воскликнул на это Ильмар Саарнак.— Все ходит и вынюхивает. Хочет в гроб меня вогнать, а ты только и ждешь того, чтобы хутор в свои руки захапать!
— Послушай, Ильмар, ты с этим хутором совсем рехнулся,— ответила Хельга Саарнак.— Не знаю, кто это на твой хутор зарился!
— Уж я-то знаю! — продолжал кричать Ильмар Саарнак.— Вся твоя родня, голь перекатная, точит зубы на Ванатоа, для них это был бы лакомый кусочек!
На что Хельга Саарнак сказала:
— Ну если уж ты и впрямь так думаешь, то я дольше не хочу сидеть у тебя на шее. Мне и на самом деле не остается ничего другого, кроме как взять детей и уйти в Вескимяэ. Кусок-то хлеба Михкель мне все же даст. Будь ты счастлив со своим хутором!
— Я тебе пойду! — закричал Ильмар Саарнак и ударил жену кулаком в лицо.
Защищаясь от удара, Хельга Саарнак задела кухонным ножом, находившимся у нее в руках, руку мужа, произведя двухсантиметровую кровоточащую ранку. Ильмар Саарнак, которого еще с детства мутило при виде крови, вышел из себя.
~~ Ах, она еще ножом, морда иудина! — заорал он, схватил стоявшую возле плиты кочергу и ударил жену по голове. Удар был такой силы, что Хельга Саарнак потеряла сознание и упала. Удар кочерги вызвал обширное подкожное кровоизлияние в области левого виска. Падая, Хельга Саарнак ударилась затылком о край плиты, что вызвало четырехсантиметровую кожную рану, трещину в затылочной кости и сотрясение мозга.
Когда Амалия Саарнак, отведя детей, вернулась назад, она обнаружила в кухне сына с перевязанной рукой и потерявшую сознание невестку с окровавленной головой. По указанию Ильмара Саарнока они переволокли ее из кухни в находившийся под той же крышей хлев, где И. Саарнак связал из веревки, которой обычно привязывали корову, петлю, перекинул ее через поперечную балку, подтянул жену вверх и привязал конец веревки к балке. Затем принес из кухни табуретки и опрокинул ее набок под ноги повешенной
Смерть Хельги Саарнак от удушья.
Убитая Хельга Саарнак, 32 лет, родом с хутора Вескимяэ той же Виймаствереской волости. Находилась замужем за И. Саарнаком это замужество отличалось множеством ссор и плохими взаимоотношениями супругов Причиной ссор главным образом являлось дурное отношение к ней И Саарнака и его матери А. Саарнак, а также внебрачная связь И. Саарнака с проживавшей в поселке парикмахершей Сентой Куускман, с которой молодой хозяин Ванатоа находился в близких отношениях еще до женитьбы. Сан И. Саарнак называл главной причиной разлада то обстоятельство, что его тесть, старый хозяин хутора Вескимяэ Март Орг, якобы обманул его при женитьбе, сначала пообещав выплатить за невестой приданое в 700 крон, или семьдесят тысяч центов, но позднее свое обещание нарушил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154