И тут же все, даже некурящие, почувствовали, что им будет не под силу и шагу дальше проехать без курева.
— Я ехал и так трясся, что машина ходуном ходила! — воскликнул сержант Кауниспайк.— Вы-то уже проехали, а мне он вполне еще мог на прощание зад свинцом припечатать — мне эту дрянь теперь перекурить нужно!
Наконец в котомке у Короткова нашлась последняя, припрятанная на черный день пачка махорки.
— Разделим,— коротко сказал хозяин махорки
Но и бумаги не было. Долгая дорога извела все запасы Кончились последние, истрепанные в карманах аккуратно сложенные газетные листы. Все эти дни газет они и в глаза не видели.
Эрвин методично обшарил карманы и наконец достал маленькую книжечку. В конце старых, довоенных шоферских прав первого класса нашлось несколько пустых листов. Теперь они уже не потребуются.
Крупно нарезанная махорка сыпалась на плотную лощеную бумагу, будто серые опилки. Руки дрожали. Эрвин торопился свернуть цигарку, чтобы не рассыпать табак. Самокрутку пришлось переломить в козью ножку, не то она могла развернуться, бумага не склеивалась, была слишком плотной, да и рот совсем пересох.
С первыми едкими затяжками в легкие вливались успокаивающие струи, одновременно горячие и удивительно прохладные. Дым казался кисловатым и освежал, словно квас. Руки перестали дрожать.
В сумерках ярко тлели концы самокруток.
После пятнадцатиминутного отдыха Короткое дал знак к выступлению. Неизвестно было, какие неожиданности еще поджидают их, поэтому следовало торопиться.
И деревня, которую они теперь покидали, была застывшей в недвижности, ушедшей в себя, полной тревоги. Эрвина все время не покидало чувство, что за ними следят из-за занавесок и щелей в воротах детские и взрослые недоверчивые либо откровенно враждебные взгляды. Красноармейские мундиры на плечах немцев, только что красовавшихся в немецких касках и незнакомых пятнистых накидках, могли означать только одно: это диверсанты!
Книга времени повествует следующее:
После прекращения общего наступления на Ленинград части немецкой группы армий «Норд» начали укреплять свой правый фланг, пытаясь оттеснить войска Красной Армии на восток, в район Новгорода, Старой Руссы и Демьянска. После беспрерывных жестоких сражений немецкому командованию удалось на некоторых направлениях достичь своих целей. 19 июля немецкие войска захватили Дно, 21 июля Морино — следующую наиболее крупную железнодорожную станцию в направлении Старой Руссы. Советские войска, в том числе изнуренные в тяжелых оборонительных боях, понесшие большие потери части 22 территориального корпуса, вынуждены были постепенно отходить на восток. Войска настоятельно нуждались в отдыхе и пополнении, как в живой силе, так и в оружии, но оно поступало, в силу сложившихся обстоятельств, лишь в очень ограниченном количестве.
Вернувшись после передачи в Валдае лишенных боеприпасов зенитных пушек, начальник автоколонны воентехник 3 ранга А. Короткое сделал донесение командиру зенитно-артиллерийского дивизиона капитану Р. Паюсту и батальонному комиссару С. Г. Потапенко. В своем рапорте он, особо подчеркнув заслуги старшего сержанта Э. Аруссаара в доставке орудий до места назначения, а также его действия на обратном пути, ходатайствовал о представлении Э. Аруссаара к правительственной награде.
На основании донесения батальонный комиссар С. Г. Потапенко составил представление о награждении старшего сержанта Э. Аруссаара медалью «За боевые заслуги». Представление поступило в штаб дивизии в то время, когда войска уже целую неделю отступали с тяжелыми оборонительными боями, поэтому начштаба дивизии майор Ветров посчитал неуместным в данный момент представлять кого-либо к награде. С согласия командира дивизии он оставил представление в штабе, чтобы дать ему ход позднее, в более благоприятных обстоятельствах.
При отступлении через Старую Руссу 5 августа 1941 года один из эшелонов штаба дивизии подвергся воздушной атаке и понес потери. Среди прочего затерялась и сгорела часть штабных документов. В числе пропавших бумаг находилось также упомянутое выше представление. Батальонный комиссар С. Г. Потапенко был тяжело ранен на переправе через реку Ловать и эвакуирован в тыловой госпиталь, поэтому повторного представления он составить не смог.
После тяжелых потерь в боях на Ловати зенитно-артиллерийский дивизион как самостоятельное подразделение был ликвидирован, а оставшийся личный состав был направлен на пополнение других частей.
Однако подоспело время закрыть книгу времени. Мир, в котором все
известно, это бесприютный мир.
Все двенадцать человек сидели за сколоченным из жердей столом и, словно блудные сыны, ели сваренную поваром дивизиона кашу. Каша была с мясом, и, по крайней мере в их котелках, мяса было больше, чем крупы. Повар деликатно расхаживал поодаль с раскрасневшимся от пышущего жаром котла лицом и с чувством гордости смотрел, как изголодавшиеся солдаты уминают кашу.
Комиссар сам привел их сюда и дал повару наказ: чтобы накормить ребят досыта. Воентехник Короткое хотел было сперва доложить о выполнении задания, но комиссар остановил его.
— Сам вижу, что все в порядке и что пушек вам взамен не дали! — глухо своим мягким украинским говорком сказал он.— С докладом потерпят, с кашей нет. Гляди, что от ребят осталось. Тыловые крысы голодом вас заморили, лица на людях нет!
Постепенно собрались свободные от караула старые сослуживцы. И вдруг Эрвин оторопел: как мало их осталось. Кто погиб, кто пропал без вести, кого отправили в госпиталь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154