Лишь мало-помалу удавалось одиночкам вклиниться в главную струю Вдали, километрах в двух в сторону Пскова, скорее угадывался, чем виднелся, немецкий передовой отряд, два или три ганка редкими выстрелами постреливали по беженцам; когда снаряд разрывался на дороге, там на мгновение образовывалась пустота, расшвыривались люди, лошади и повозки, но следовавшие за ними тут же напирали, подгоняемые паническим страхом, и людской поток немедленно снова смыкался над мертвыми и ранеными, над конскими трупами и обломками телег. Это было массовое безумие, против которого не находилось средства избавления. Даже угроза смерти от немецких снарядов не могла никого удержать.
Невесть откуда на пригорок возле развилки выскочила батарея. Ее командир единственный сумел удивительным образом сохранить присутствие духа. Пушки быстро сняли с передков, подкатили на позицию, и вот уже грохнул первый выстрел. Недолет, столб разрыва поднялся на некотором расстоянии перед немецкими танками, наводчик явно нервничал. Следующий разрыв черным смерчем взвился рядом с танками, потом еще и еще. По появившемуся среди танков дыму можно было заключить, что в какой-то из них угодил снаряд, во всяком случае бронированные машины скрылись за ближайшей опушкой и перестали стрелять по беженцам. Видимо, это был передовой отряд, у которого недоставало сил для захвата развилки дорог.
Паника тем временем продолжалась, однажды начавшаяся, она уже не способна была улечься, пока шла и дальше безумная давка, продолжался смертельный страх остаться последним, отстать, оказаться жертвой, приносимой во имя спасения других. У беженцев даже не хватало разума для понимания того, что последним себя уже назначил командир батареи, отбивший атаку передового отряда немецких танков.
Эрвин подумал, что, если сейчас из Порхова для ликвидации прорыва выступила бы даже целая свежая дивизия, она бы неизбежно опоздала, так как ни за что не смогла бы одолеть течения этой устремившейся к городу человеческой реки.
Он еще мгновение разглядывал эту гнетущую картину и повернул в лес. В обход, минуя шоссе, было больше шансов вовремя попасть в город. Там, где не прошла бы целая дивизия, совершенно безнадежно пытаться пройти в одиночку.
Вблизи дороги в лесу Эрвин наткнулся на горящие автобусы с продуктами.
Прежде всего он почувствовал странную гарь. Это был совсем не тот, ставший уже привычным, тяжелый чад горящих деревень. К резиновой гари и запахам горящих красок и масел словно бы примешивался запах подгорающих продуктов. Пройдя еще немного вперед, он уловил какой-то шум, шипение и потрескивание. Идя в сторону звуков, он очутился на месте происшествия.
На лужайке стояли два красно-желтых линейных автобуса на Тарту. Они горели. Клубы густого дыма выбивались из окон, из-под капотов газовыми струями выпирали голубые языки бензинового пламени. Жутко было смотреть на истребление добра, которому никто не мешал.
На опушке леса хлопотал небольшой отряд бойцов, которые не обращали ни малейшего внимания на горящие автобусы. Бойцы стояли вокруг кучки светлых жестяных банок и делили их между собой.
— Здорово! — произнес Эрвин, подходя.
Бойцы разок глянули через плечо, но дальше этого их интерес не простирался. Эрвин стоял и смотрел, как консервные банки — бряк, бряк — исчезали в ранцах.
— Кто поджег эти автобусы? — спросил он, решив, что бойцы уже свыклись с его присутствием.
— А мы и подожгли,— ответил круглолицый, с лукавыми глазами паренек, который, казалось, был здесь за верховода.
— А зачем?
— Известное дело, чтобы немцам не досталось, а то нажрется ветчины, попробуй тогда останови его!
— Так ведь можно было увезти,— предположил Эрвин.
— Шагал бы ты, сержант, со своей мудростью! — резко выкрикнул другой боец.— Куда тебе тут ехать, когда немец со всех сторон подпер?
— Мы окружены! — поддержал его третий.
— Да бросьте, ребята,— упрекнул кто-то из раздатчиков.— Дайте Кадакасу закончить.
Названный Кадакасом круглолицый боец раскладывал банки по кучам перед каждым. С одной большой треугольной банкой экспортной ветчины он подошел к Эрвину.
— Не сердись, старший сержант. Ребята со вчерашнего дня не в себе. Немец тут и немец там. На, бери, сгодится закусить, теперь мы на какое-то время остались без кухонь, когда еще найдем.
Увидев на лице Эрвина неодобрение, он объяснил:
— Да мы ж не самочинно. Майор Кулдре из штаба дивизии приказал. Сказал, что мы окружены и все имущество следует уничтожить. Думаешь, нам самим не было жалко? Вот только то и удалось спасти, что ребятам раздал. Конечно, самая малость. Автобусы остались забиты продуктами.
Тяжелый дым сгущался над лужайкой черным удушающим чадом, он не рассеивался без ветра между деревьями, невольно заставлял отходить в сторону. Делать тут больше было нечего.
Эрвин направился прочь от бойцов, которые подожгли автобусы.
Было полной неожиданностью, что он вышел из леса прямо в расположение штаба дивизии и первым человеком, которого он встретил, оказался начальник оперативного отдела майор Мармер.
— Старший сержант Аруссаар! — обрадованно воскликнул майор.— Откуда бы вы ни шли, но явились будто по заказу! Если я не ошибаюсь, вы хороший шофер?
— Да, приходилось ездить.
— Справитесь с автобусом радиостанции? У меня при бомбежке погиб шофер и нет человека, который бы совладал с этой громадой!
— Можно попробовать, товарищ майор,— сказал Эрвин.— Только как же я тогда попаду в свой дивизион?
— Бросьте, бросьте, старший сержант,— нетерпеливо отмахнулся майор.— Ваш молчаливый дивизион обойдется на время и без вас, от этого он не сделает ни на выстрел больше или меньше Я вас отпущу, когда мы выберемся отсюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154