Год за воровство ему довелось провести в сырой камере тюрьмы Лучников, что стояла на берегу Сены.
– Вот и все, что я видел в жизни, – добавил Матье.
Под конец срока какой-то стражник предложил ему завербоваться – по примеру многих бывших подельников – в Королевские вспомогательные войска, но так как Матье не выносил, чтобы им командовали, то стал изображать из себя хромого. Вот так он и улизнул от службы в армии. Если уж воевать, говорил Матье, то за себя самого, а не за господина. С той поры он жил нищенством.
– Так, значит, ты не хромой?
– Нет, это так, по привычке.
– За что же тебя посадили в тюрьму?
– Как-то раз украл двух каплунов, в другой – распятие в церкви.
Матье пристально посмотрел на Жанну:
– Я не обворую тебя. Никогда в жизни. Я больше вообще не стану воровать. Почему ты все это для меня делаешь?
– Что?
– Ну все это.
Чутье подсказало Жанне, что главное – не пытаться наставить его на путь праведный.
– Потому что оба мы с тобой бедняки, – сказала она. – Бедняк бедняка всегда поймет. А еще потому, что ты мне нужен.
– Я и вправду тебе нужен?
– Я же не могу одна заниматься всем этим. Ты видел, дело пошло. Мне все равно нужен помощник.
Глаза Матье загорелись. Он, возможно, в первый раз в жизни понял, что может быть полезным.
– Завтра ты станешь богатой.
– Стало быть, богатым станешь и ты.
Они улыбнулись и подняли стаканы.
Жанна научила Матье резать столовым ножом истекавшие соком сосиски.
Человек со скрипкой принялся наигрывать какую-то мелодию в надежде заработать мелкую монетку. Жанна никогда не слышала ничего, кроме хора, который отцу Годфруа удавалось собрать на воскресную службу. А Матье знал в музыке толк. Хлебнув вина, оба они расчувствовались от незатейливого мотива, но это оказалось только прелюдией к выступлению какого-то юноши. Он был в плаще и сдвинутой набок шапочке. Пробравшись между скамеек, юноша вышел вперед и принялся декламировать проникновенным голосом в такт музыке:
Когда приходит милый май
Над ложем петь…
Посетители встретили песню восторженно. В шапочке музыканта зазвенели монеты, которыми он поделился со стихотворцем. Обоих пригласили к столу и принялись потчевать ужином. Отовсюду сыпались двусмысленные шуточки. Жанна видела только лицо молодого поэта, которому нельзя было дать больше двадцати. Черты лица его были одновременно резки и изысканны, словно его сначала грубо обтесали, а потом обработали резцом. Темные завитки волос спускались на слегка выпуклый лоб, в обрамлении юношеской бородки пламенели губы. Жанна не могла удержаться от мысли о губах Исаака. Вдруг взгляды их встретились, и его карие блестящие глаза напомнили девушке глаза оленя.
Жанной овладели неведомые дотоле чувства. Она была счастлива, сама не зная отчего, но счастье было подернуто грустью, навеянной услышанными стихами.
Что делает сейчас Исаак?
Стоя в дверях таверны, Жанна вдруг поняла, что попала в сложное, почти безвыходное положение. Она приоткрыла Матье двери рая, и тот почувствовал себя словно заново родившимся. Теперь, расставаясь, она возвращала его к прежней жизни. Это было очень похоже на то, что она сама испытала с Исааком в таверне Аржантана.
Матье смотрел на нее, шевеля пальцами босых ног в уличной пыли.
– Где ты ночуешь? – спросила Жанна.
– Мне разрешают спать в привратницкой коллежа с условием, что я уберусь сразу после заутрени.
После заутрени, значит, еще до зари.
– У меня немногим лучше, – сказала Жанна, – даже кровати нет. Могу предложить тебе охапку соломы да общество моего осла.
– Охапку соломы! – рассмеялся Матье. – Вот это по-королевски!
Дойдя до дверей своего жилища, Жанна вдруг испугалась. Ее тайна станет достоянием того, кто еще несколько часов назад был простым бродягой.
Она попыталась зажечь свечу, но не смогла справиться с огнивом; у Матье все получилось с первого раза. Он обследовал помещение и ласково потрепал осла. Донки казался довольным и радостно встряхивал головой. Жанна бросила охапку соломы у двери, а себе постелила в дальнем углу. Она понимала, что рискует, но ничего лучшего придумать не могла.
Матье стянул с себя рубаху и улегся на солому, блаженно улыбаясь.
– Ты знаешь, с самого детства я не спал на соломе, – сказал он.
– Доброй ночи, – ответила Жанна и задула свечу.
Первый час прошел спокойно. На колокольне коллежа пробило десять.
Тут-то и проснулся худший враг Жанны – ее собственное естество. Как любой настоящий враг, он отогнал от нее сон.
– Жанна? – послышался тихий голос.
Сердце ее забилось от волнения.
– Так ты не спишь? – спросила она, стараясь говорить сонным голосом.
– Ты прекрасно знаешь, что нет.
Какое бесстыдство!
Жанна надолго замолчала.
– Жанна?
Матье не стал дожидаться ответа, он отлично понимал, что девушка не спит.
– Жанна, я целую вечность не прикасался к женщине!
Жанна пыталась бороться – не с ним, скорее с собой.
– Послушай, Матье, я девственница и не собираюсь в ближайшее время рожать детей. Я тебя не люблю.
– Жанна, я прошу тебя о милости. Дотронуться до тебя, только дотронуться.
Этот ход оказался удачным.
– Только дотронуться, и я смогу умереть счастливым.
По голосу Жанна догадалась, что Матье сидит на охапке соломы.
– Матье, ты пьян, а у меня вовсе нет желания драться со своим будущим помощником.
– Ты и не будешь драться. Я вовсе не зверь. Жанна, ты сделала меня другим человеком. Я больше не бродяга.
– Потому что ты вымылся в бане?
Чего он мудрит? – сказала себе Жанна. Отчего он до сих пор еще не у ее ног?
Он оказался там в следующее мгновение.
– Баня – это было как второе крещение, – сказал Матье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97