С приходом христианства все их Деметры и Цереры уступили место иной матери. Дабы почтить ее не хуже, чем прежних, в этот день надлежало по-прежнему танцевать и веселиться до поздней ночи. Это был настоящий карнавал, составлявший вместе с Днем святого Иоанна пару главных летних праздников.
Фокусники первым делом оповестили горожан о своем появлении оглушительным барабанным боем. Потом они соорудили три помоста, соединенные дощатыми переходами. Начали собираться зрители. Гийоме не находил себе места от нетерпения, и Жанна позволила ему отлучиться.
Когда Гийоме подошел к толпе, зазывала как раз начал развлекать публику немыслимыми посулами и сальностями. Мальчик не мог оторвать взгляд от его платья: ярко-красных штанов, зеленой короткой курточки и колпака с необычайной длины рогами. По краям у него были нашиты бубенчики, которые позвякивали в такт его шуткам про рогатых мужей, жуликоватых торговцев, неверных жен, похотливых монахов и продажных чиновников.
Ярмарочные шуты переманили у Жанны всех покупателей. Ясное дело, до конца представления не появится ни один. Жанна решила запереть лавку и присоединиться к Гийоме. Она проложила себе дорогу в толпе и приблизилась к помостам как раз тогда, когда паяц громко хлопнул в ладоши. По его команде на сцену вскочила обезьяна, а за ней бело-рыжий пес. На обезьяне была короткая юбочка, а на собаке колпак.
– Люди добрые, посмотрите, как любят друг друга наши братья и сестры. Действие первое: обольщение!
Хлопок – и представление началось. Пес пустился в погоню за обезьяной, которая, потешно гримасничая и жестикулируя, всякий раз оставляла собаку с носом. Они пробежали по сцене три круга.
– Второе действие: соблазнение и обещание!
Два хлопка – и пес встал на задние лапы, преданно глядя на обезьяну. Жанна расхохоталась. Собака в своем колпаке нотабля и вправду напоминала франтоватого щеголя. Обезьяна, тоже стоя на задних лапах, смотрела на пса с неподдельным интересом. Звери стояли друг против друга, и тут пес подал обезьяне лапу, которую та взяла в свою. Медленно и торжественно парочка проследовала вдоль сцены.
Народ, который все прибывал, разразился аплодисментами. Гийоме был вне себя от восторга. Он даже подпрыгивал на месте.
– Третье действие: свадьба!
Послышалась барабанная дробь. Все еще стоя на задних лапах, обезьяна и пес принялись уморительно танцевать, выделывая немыслимые коленца.
Восхищенная публика снова разразилась аплодисментами.
– Четвертое действие: семейная жизнь!
Три хлопка – и обезьяна вспрыгнула собаке на спину и принялась отвешивать ей удары по заду. Так они сделали круг по сцене.
Снова барабанная дробь – и артисты вышли на поклон к зрителям. Грянули аплодисменты, крики, свистки.
Актер спустился с помоста и с кружкой в руках принялся обходить зрителей. Послышался звон монеток. Гийоме расщедрился на соль, Жанна на целых два.
Она все еще смеялась, когда заметила чей-то пристальный взгляд из толпы. Жанна узнала смотревшего и сразу же стала серьезной.
– Я возвращаюсь в лавку, – шепнула она Гийоме, который с нетерпением ждал продолжения спектакля.
Жанна торопилась. Она знала, что за ней идут. Девушка захлопнула дверь и заперла ее на задвижку. Ей было страшно.
Человек поджидал ее, стоя за окном. Они посмотрели друг на друга. Жанна увидела слезы, стекавшие по щекам отца ее ребенка.
Жанна открыла окно и сказала глухим голосом:
– Уходи, Франсуа. Я не хочу больше тебя видеть.
– Жанна, прости. Я уже целый месяц ищу тебя.
Жанна покачала головой.
– Жанна, прости же. Уйти от тебя вот так – смерти подобно.
Жанна вспомнила о Матье. Да, у мужчин что-то неладно с головой. Хватит уж одного повесившегося.
– Что ты хочешь мне сказать?
– Я тогда выпил и не владел собой. Я каждый день думаю о тебе.
Столько времени прошло, а говорил он искренне. Дело, значит, не в мимолетной утехе. Зачем бы тогда ему ломать всю эту комедию?
– Ну и что?
– Это все. Проси у меня что хочешь, но только не лишай права видеть тебя. Я потерял сон. Я даже не в силах работать.
Жанна задумалась. Гнев боролся в ней с нежностью. Она обожглась его пламенем, а теперь выходило, что ожоги и не собираются заживать.
– Чем это ты занимаешься?
– Я бакалавр и пишу диссертацию.
– Где? – спросила Жанна, ничего не знавшая об ученом сословии.
– В Университете.
– И зачем тебе это?
– Я стану магистром свободных искусств.
– Что это значит?
– Что я стану богословом, врачом или адвокатом.
Она посмотрела на него с сомнением:
– Я-то думала, ты поэт.
– Одно другого не исключает.
Это меняло все. Он склонился в окне, словно прося милостыню. Жанна недоверчиво смотрела на Франсуа. Ей вдруг показалось, что она смахивает на матушку Елизавету, которая самонадеянно полагала, что знает все девичьи тайны и постигла секрет мироздания. Жанна взяла себя в руки. В голову ей пришла одна мысль.
– Ты можешь научить меня читать и писать?
– Жанна! – воскликнул Франсуа. – Я сделаю из тебя бакалавра!
– Можешь завтра прийти сюда в седьмом часу?
– Если не приду, значит, я умер.
– Тогда до завтра. Теперь уходи. У меня покупатели.
– Дочь моя, я со всех сторон только и слышу похвалы вашему искусству. Как мог я не навестить такую уважаемую прихожанку!
Жанна смотрела на улыбающееся лицо и сдержанно улыбалась в ответ. Она знала, этот визит неизбежен и тут уж не отговоришься спешкой. Отец Робер Мартино, настоятель прихода Сен-Северен – так он представился, – был не из тех, от кого легко отделаться.
На окрестных колокольнях, лишь нескольких из сотни колоколен Парижа, прозвонили десятый час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97