Сова уже хотела кинуться в рубку, но в эту секунду черный кусок неба взорвался оранжевым всплеском, таким ярким, что ей показалось, что свет выжжет глава. Она влетела в коридор, заслоняясь от нестерпимого сияния.
– Сова, внутрь! – бешено закричал Командор.
Словно тысячи холодных игл вонзились в ее тело вместе с этой вспышкой. Боль подкосила ее, и Сова рухнула на пол.
– Только не анабиоз, – прошептала она, уговаривая кого-то, кто распоряжался ее непонятным организмом. – Только не анабиоз!
Эфир разрывался от какофонии звуков: корабли Ордена сражались с приливом взбесившейся планеты. Абсолютная чернота неба теперь сменилась нестерпимой яркостью свечения.
– Командор, ответьте, с вами все в порядке? – голос Зория в наушниках не выдавал паники, но нервное напряжение последних минут невозможно было утаить.
– Да, относительно. Что это было?
– Мы сели в нескольких сотнях метров от вас, – сообщил Зорий, игнорируя вопрос. – Вы нас видите?
– Да, – подтвердил Командор.
– Немедленно выходите. Немедленно. Мы должны успеть взлететь. Вы в эпицентре новой воронки!
– Что?
– Немедленно выходите к моему кораблю!
Командор схватил коробку с дисками, куда успел записать показания приборов, и рванулся в коридор.
– Сова, уходим!
Он споткнулся обо что-то и полетел на пол.
Наверное, от увиденного ему стоило упасть в обморок, но сознание отказалось его покидать в трудную минуту.
Черное тело Совы лежало в коридоре, вцепившись руками в бортик грузового шлюза, и свет, нестерпимый свет, от которого не спасали даже включившиеся фильтры пилотского шлема, втягивался в эту черноту, впитывался, как в губку. Командор не думал, что будет с ним, когда кинулся к ней. Это была Сова! Что бы ни случилось, рядом с ним была только Сова. И точка!
Он прикоснулся к телу – и почувствовал одновременно боль и прилив сумасшедшей энергии. Наверное, так взрывает организм дикая доза адреналина в крови. Сова что-то шептала.
– Канал... – расслышал он. – Канал.
– К черту твои каналы, – крикнул он. – Мы уходим. Можешь идти?
– Да.
– Тогда держись!
Когда они выбрались на поверхность, пришлось зажмуриться. Свет резал глаза. Но теперь он уже не занимал все небо. Полоска черноты у горизонта планеты, лишенной атмосферы, становилась все больше и больше, поглощая сияние света, разлитое в зените, но сам отчетливо видимый горизонт, казалось, сворачивался вслед за тающим светом, так что его линия уже не казалась ровно изогнутой дугой.
– Где корабль? – хрипло спросила Сова.
– Где-то там, метрах в двухстах. Черт, если мы выберемся, клянусь, я стану кабинетным ученым! Ты видишь горизонт?
– Вижу. Это канал. Командор, понимаешь, этот канал – я!
– Нет, не понимаю, – рявкнул он, таща ее за собой.
– Опять, – непонятно к чему произнесла она. – Опять! Так уже было!
– Ну и что?
– Мне нельзя туда!
– Куда? – он продолжал тащить ее, несмотря на то, что она упиралась.
– Нельзя! Мне туда нельзя!
Командор решил, что она бредит.
Им оставались считанные метры, когда крейсер, пытаясь ликвидировать очередной энергетический прорыв на поверхности планеты, дал свой последний залп.
Как только корабль тяжело рухнул на поверхность, Лорис бросился к шлюзовой камере. Он успел добежать до отсека, где хранились скафандры. Там его нагнал Зорий.
– Куда?
Зорий преградил ему дорогу.
– Дар, я их встречу!
– В скафандр! – скомандовал Зорий.
Он проверил связь и помог Лорису справиться с застежками у основания шлема.
– Как только встретишь их, немедленно сообщи, – приказал он.
Лорис кивнул. Панель шлюзовой камеры, наконец, сдвинулась, и он зажмурился от нестерпимого света, бьющего прямо в глаза, казалось, со всех сторон. Медлить было нельзя.
Когда после второй вспышки под ногами Лориса дрогнула и провалилась земля, уже падая в беспамятство, он думал, что он еще что-то кричал, но беззвучие обступило его со всех сторон, и он замер, потеряв всякое представление о реальности. Мир исчез. Не было больше корабля, не было планеты, не было нависающей над головой пузатой туши крейсера Не было его самого, одетого в нелепый скафандр с нашивками Ордена на рукаве. Не было ничего. Ни времени, ни пространства. Не было ни верха, ни низа. Он не чувствовал ни дыхания, ни стука собственного сердца. На мгновение Лорису показалось, что он умер. Старые легенды его родины именно так рисовали смерть грешников: еле тлеющий огонек остывающей души, последние вспышки едва заметного пламени и чернота вечной ночи. Гаснущее сознание, как последний отблеск жизни, вдруг захлебнулось отчаяньем. Безвременье. Беззвучие. Безвестье. Легенды были милосерднее – они давали надежду стать пламенем или светом, сгореть без остатка или светить вечно. Он не мог понять, почему он до сих пор пребывает в сознании, и что такое теперь его сознание без зрения, без осязания, без слуха.
Боль.
Это было первое ощущение, которое вернулось к Сове. Она зарычала сквозь стиснутые зубы и не услышала себя. Где-то рядом был Командор. Она еще помнила, как он поддерживал ее за плечи, а теперь вдруг пропал. Или это она сама пропала, провалившись в спасительный обморок. А сейчас с трудом пришла в сознание, наглотавшись густого липкого бреда.
И боль...
Боль терзала ее со всех сторон. Все пространство вокруг состояло из мучительной непрерывной боли. Оно пульсировало. Оно скручивалось в тугую спираль и разрывалось от перенапряжения темными сгустками крови. Надо потерять сознание. Надо просто потерять сознание. Закрыть глаза и упасть куда-то в небытие... Где-то там, в затылочной части под черепной коробкой, должно быть то самое место, где сидит беспамятство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130