Один из них, ненамного моложе самого хозяина, бережно принял коней и увел их в темноту пустого двора, откуда немного погодя раздался сочный плеск воды.
– Разве можно поить лошадей сразу после дороги? – спросил Зорий, стремясь нарушить многочасовое молчание.
– Он их не поит, – ответил Лорис, – он их моет.
Сова промолчала.
Хозяйка по обычаю горцев тоже плеснула водой в ноги гостям, смывая с сапог приезжих густой слой седой дорожной пыли со свежими царапинами от колючей травы. Сапоги после этого не стали чище, но это уже никого не волновало, и гости вошли в закопченную общую залу, темную и холодную, как склеп. Из трех каминов топился лишь один, и Сова, свалив на колченогий стол дорожные сумки, в ожидании, пока второй слуга отнесет их в комнаты, подставила теплу и свету очага свое раздраженное, злое и измученное лицо. В то время как Лорис о чем-то вполголоса договаривался с хозяином, Зорий украдкой наблюдал, как изменялось это лицо девочки-подростка, становясь то жестоко-надменным, то обиженно-несчастным, и, наконец, просто расслабленным и спокойным лицом человека, получившего долгожданный отдых. Дар бесшумно подобрался поближе, но рассохшийся стул, на который он присел, выдал его резким трескучим скрипим. Сова тут же обернулась. Глядя на нее против света, Зорий теперь не мог видеть ее лицо, но был уверен, что на него вернулось прежнее выражение злости и раздражения. Сова отвернулась, демонстрируя ему свой профиль со слегка вздернутым носом. Но теперь, когда она знала, что за ней наблюдают, она не расслаблялась, сохраняя то самое выражение недоверия и злости, которое несла с собой всю дорогу. Наверное, для неё это было утомительно, потому что когда хозяйка пригласила гостей пройти в приготовленные наверху комнаты, Дар услышал вздох облегчения. Он передернул плечами, словно пытался стряхнуть с себя чужое недоверие, как дорожную пыль, облепившую его со всех сторон, хотел было вежливо пропустить вперед по лестнице Лориса, но, вспомнив, что и тут ему не доверяют, пошел вверх первым, чувствуя, как перекрестные взгляды его спутников, по мере того, как он поднимается, скользят по телу с затылка вниз через позвоночник, потом по ногам и оставляют его, наконец, в покое где-то в районе пяток.
В одиночестве его собственное лицо, тоже, видимо, уставшее держать искреннее, открытое и приятное выражение, изменилось почти до неузнаваемости. Теперь вокруг рта залегли резкие морщины, нахмурился и потяжелел высокий лоб, и где-то в глубине бесцветных глаз темным пятном сгустилось недовольство собой: за весь день он не приблизился к цели ни на йоту.
Была ли принята его легенда? После утреннего допроса его больше ни о чем не расспрашивали, будто потеряв интерес к тому, что он мог сообщить. На коротком привале он рискнул вновь вернуться к теме преследований со стороны землян и завел речь о том, что его беспокоило – о маскировке – мягко подталкивая спутников к решению о немедленной эвакуации с планеты. С маскировкой дело обстояло плохо. Ложные радиосигналы на некоторое время, конечно, отвлекут внимание землян. По его расчетам экспертная группа с оборудованием уже должна была прибыть в форт фактории и по следам Дара двинуться в город, где приступить к исследованию брошенного дома Совы, в частности, канала, открытого через зеркало. Плюс следственная группа – к двум трупам в каптерке ратуши. Новые корабли на орбите, люди в порту, связь. Все эти демонстративные перемещения сами по себе отвлекут от Совы внимание тех, кто ею интересуется. Пусть земляне следят за экспертами, за кораблями, пусть ведут разведку в соседних секторах, опасаясь нападения. Но пренебрегать при этом маскировкой группы на открытой местности Зорий никак не мог. Его собственный защитный комплект одежды из радиопоглощающего материала снижал риск обнаружения приблизительно в сто раз, а также обеспечивал незаметность в радиотепловом диапазоне, подстраивая температуру наружной поверхности к уровню окружающего фона. Запасной комплект он предложил Сове. Она повертела одежду в руках и хотела вернуть. Пришлось прочесть ей краткую лекцию и настоять на своем. Не то, чтобы она не приняла его аргументы, просто ей не нравилось соглашаться с чужаком.
Чтобы облачиться в комплект, ей пришлось снять с себя плащ и обе изрядно мешавшие ей кобуры. Словно вспомнив о его оружии, Сова вытащила бластер и принялась его изучать.
– Я могу вытащить батарею и вернуть его вам, – предложила она.
Зорий усмехнулся:
– У меня есть запасная. Вы и вправду думаете, что вы меня разоружили? – ответа не последовало, и он продолжил: – Вы же понимаете, что мне достаточно пары секунд, чтобы заполучить его обратно. Вы не успеете даже выдернуть пистолет из кобуры.
Она вздрогнула. Ему стало стыдно. Ну зачем он пугает и без того напуганного ребенка?
– Без вашего разрешения я не буду это демонстрировать, – пообещал он.
Она тут же отошла от него подальше.
Самая сложная часть любого задания всегда такова: «Войти в доверие». И само построение этой фразы абсурдно, если вдуматься. Войти в доверие... Выйти из доверия... Как будто доверие – это дверь. И у одного эта дверь всегда нараспашку и никогда не запирается, у другого, если поискать, непременно найдешь ключ под ковриком, у третьего налажена сложная система кодовых замков и сигнализации, у четвертого рядом с дверью висит табличка «Осторожно, злая собака», у пятого вместо двери построен тесный лаз, куда можно вползти только на четвереньках, у шестого в двери прорезано окошечко для обозрения посетителей, у седьмого... У Лаэрты Эвери не было дверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130