У него есть сын, Родерик. Мы с ним познакомились еще до смерти мамы. Она не знала о наших встречах. Мы не делали из них секрета, но просто не упоминали об этом. Чарли дал маме обещание, что в случае необходимости он позаботится обо мне, поэтому он отвез меня к себе. Родерик и я полюбили друг друга. Мы собирались пожениться. Узнав об этом, Чарли сказал, что я его дочь, и значит, мы с Родериком брат и сестра.Он смотрел на меня с изумлением и ужасом.— И на этом все кончилось? — произнес он. Я кивнула.— Вот почему мне грустно. Пережив смерть мамы, я хотела начать жить снова. Я знаю, я бы смогла… вместе с Родериком. Понимаете, мы с мамой были очень близки. Мы никогда не разлучались. Я не могла представить себе, как буду жить без нее, и когда появился Родерик, мне показалось, я могу попытаться.Он придвинулся ближе и положил руку мне на плечо.— Бедная моя, бедная Ноэль. Как ты страдала!— Мы говорили о том, что вынуждены принимать удары судьбы, но мы должны находить в себе силы, чтобы противостоять этим ударам, если только этих сил хватит.— Ты права. Мы должны поступать так. И у нас хватит сил.— Я не хотела никому говорить об этом.— Но ты правильно поступила, рассказав об этом мне. Я могу тебя понять. Ведь я сам потерял жену.Внезапно он встал и отошел к окну. Потом повернулся ко мне и сказал:— Освещение все еще хорошее. Пожалуй, я мог бы еще немного поработать. За то, что пробездельничал все утро.Пришел день, когда портрет был закончен. Мне было грустно думать, что время работы над ним уже позади. Не будет больше ни сеансов, ни откровенных разговоров, ни поводов ходить в студию каждый день. Несомненно, все это пробудило во мне желание жить.Я внимательно рассматривала портрет, в то время как Жерар с некоторой опаской наблюдал за мной.Я сразу поняла, что портрет хороший. Он не поражал такой яркой женской красотой, как портрет Марианны, но в нем было что-то запоминающееся. Бросалось в глаза не только внешнее сходство, но и нечто большее. Это было лицо молодой девушки, наивной и неискушенной, но в ее глазах читалось какое-то тайное страдание.— Очень талантливая работа, — сказала я.— Но тебе самой он нравится?— По-моему, он слишком выдает меня.— Выдает что-то, чего бы ты не хотела показывать?— Возможно.— Это ты, такая, какая есть. И всегда, глядя на этот портрет, я буду чувствовать, что ты здесь.— Да, пожалуй, портрет и должен быть таким.Пришел Ларе Петерсон.— Я сгораю от нетерпения! Где этот шедевр?Он подошел и встал перед мольбертом, широко расставив ноги. Комната всегда казалась тесной, когда он приходил.— Хорошая работа, — объявил он. — На этот раз у тебя получилось, Жерар.— Ты думаешь, он будет иметь успех?— Посмотрим. В нем есть глубина. И в то же время, это — портрет красивой девушки. Нет ничего, что бы нравилось публике больше, чем красивые девушки.— Красивой — это уж слишком. Всего лишь привлекательной, — уточнила я.— Дорогая моя мадемуазель Тримастон. Осмелюсь утверждать, художник лучше знает. Это — портрет красивой девушки. Ну-ка, подать сюда шампанского! Мы должны выпить за успех нашего гения. Простите, я мигом вернусь.Он выскочил через балконную дверь на крышу.— Ему понравилось, — сказал Жерар. — Я видел, ему понравилось. Он действительно считает, что портрет удался.Ларе Петерсон вернулся с бутылкой шампанского.— Бокалы! — потребовал он.Я принесла их, он откупорил бутылку и разлил вино.— Да, хорош, хорош, — повторял он. — Почти так же хорош, как мой. Жерар — за твой успех! Ноэль откроет для тебя двери к успеху так же, как Марианна для меня. Может быть, не совсем так же, но почти.Он смеялся.Я подумала, как упоминание Марианны подействует на Жерара. Но он просто продолжал пить шампанское, глаза его сияли.Ларе убедил его, что портрет удался.Анжель и Робер были полностью согласны с вынесенным приговором, и начались разговоры о выставке. У Жерара уже накопилось достаточно картин, которые он считал достойными внимания, и теперь темой обсуждения стала организация выставки.Мы все еще оставались в Париже, и я часто бывала в студии. Я помогала Жерару решить, какие картины он будет выставлять. Часто заходил Ларе Петерсон, чтобы поделиться своими мыслями. Другие тоже бывали, но, поскольку Ларе был ближайшим соседом, он мелькал в студии постоянно.Мадам Гарньер приосанилась от сознания собственной значимости, узнав, что ее портрет будет показан на выставке. Мы собрали пейзажи — в основном виды Парижа и несколько сельских. Однако портретов было больше, они были наиболее сильной стороной таланта Жерара.Анжель и Робер не остались в стороне от волнений и хлопот по поводу предстоящей выставки. Однажды Анжель сказала мне, что Мари-Кристин постоянно спрашивает, когда же я вернусь.— Мы, конечно, все приедем сюда к открытию выставки, — сказала Анжель, и я поняла, что скоро нам придется покинуть Париж. Но будут еще поездки, и я буду с нетерпением ждать их.Выставка была назначена на сентябрь, и тут до меня дошло, что я уже полгода во Франции.Вместе с Анжель я вернулась в Мезон Гриз, где была встречена упреками Мари-Кристин.— Как долго тебя не было! — говорила она. — Неужели нужно столько времени, чтобы написать портрет? Я без тебя совсем запустила английский — без постоянной практики ничего не выходит. Могу спорить, твой французский тоже в ужасном состоянии.— Нет, у меня было достаточно практики.— А у меня в английском — не было. Как ты могла уехать так надолго? Это нечестно. Тебе понравилось позировать?— Да, это интересно.— Надеюсь, и мой портрет когда-нибудь напишут. Так всегда бывает, если у тебя в семье художник. Ты поедешь на открытие выставки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120