Ей было, наверное, не больше пятнадцати лет, когда один художник, приятель Жерара, приехавший к нему погостить, приметил ее. Он захотел написать ее портрет, и это стало началом ее карьеры натурщицы. Она уехала в Париж. Но частенько приезжала навестить свою сестру и няньку.Почти все это я знала и раньше. Однако продолжала думать о ней, потому что она была той женщиной, которая приворожила Жерара, как и многих других.Я предложила Мари-Кристин опять навестить ее тетю.— Мне кажется, они очень обрадовались тебе в прошлый раз, — сказала я.— Хорошо, — согласилась Мари-Кристин. — Хотя я не считаю, что их так уж волнует, приезжаю я или нет.— Но ты ведь дочь Марианны. Давай все-таки съездим.Мы поехали, и нас приняли достаточно радушно. Они вежливо поинтересовались моими впечатлениями.— Вы теперь почти как член семьи, — сказала Кандис.— Да, я действительно, уже очень давно здесь.— И у вас нет желания уехать?— Мне здесь очень хорошо, и пока что уезжать я не собираюсь.— Мы ее не отпустим, — заявила Мари-Кристин. — Каждый раз, как она только заговаривает об отъезде, мы ее отговариваем.— Это можно понять, — улыбаясь, сказала Кандис. Она решила показать нам сад, и во время этой прогулки мне удалось, несколько приотстав, оказаться рядом с Нуну.— Я хотела поговорить с вами о Марианне.Ее лицо осветилось радостью.— Мне хочется еще послушать о ней. Судя по рассказам, она была необыкновенной женщиной. Вы ведь знали ее так, как никто другой.— Необыкновенной! Да уж, скучать не давала! Кандис не любит о ней много говорить, особенно при Мари-Кристин.— Наверное, у вас много ее фотографий.— Я все время перебираю их. Это как будто возвращает ее ко мне. Я бы вам показала, но…— Как жаль. Мне бы очень хотелось их увидеть.— А может, вы приедете как-нибудь одна? Скажем, утром. Кандис в это время не бывает дома. Она ездит в Вильемер за покупками, берет двуколку и едет. Бывает, навещает там своих приятельниц. Приезжайте утром.— Это было бы очень интересно.— Я покажу вам ее фотографии. И спокойно поговорим.Подошла Кандис.— Я показывала Мари-Кристин наш куст остролиста. На нем будет столько ягод! Говорят, это к суровой зиме.С тех пор я начала навещать Нуну.Утром, когда у Мари-Кристин были занятия, а Кандис уезжала, это было нетрудно. Наши встречи носили некоторый оттенок таинственности, что вполне соответствовало как моему, так и ее настроению. Это отвлекало меня от мыслей о Леверсон Мейнор, когда мне представлялось как они скачут верхом к месту раскопок, восхищаются находками, пьют кофе в маленькой, уютной комнате в компании с Фионой и, может быть, ее мужем. Так я устраивала себе бесконечную пытку воображаемыми сценами, поэтому поездки верхом в Мулен Карефур и беседы с Нуну приносили мне некоторое облегчение. Я спрашивала себя, что я скажу, если неожиданно вернется Кандис или просто окажется дома, когда я приеду? «О, я просто оказалась поблизости и решила заглянуть.» Возможно, такой ответ и устроит ее, но и сама я в этом сомневалась.Нуну искренне радовалась нашим встречам. Ничто не доставляло ей такого удовольствия, как разговоры о ее горячо любимой Марианне.Она показывала мне ее фотографии. Среди них была Марианна ребенком, когда в ее лице лишь угадывались черты будущей красоты, и Марианна — молодая женщина, когда эти предположения уже оправдались.— Она словно привораживала мужчин — ни один не мог пройти мимо, — рассказывала Нуну. — Здесь сидеть ей было невтерпеж — слишком спокойная жизнь. А Кандис, та, наоборот, была рассудительная, старалась ее удерживать. Хотела, чтобы она удачно вышла замуж и остепенилась.— А сама Кандис не вышла замуж?— Нет. Она всегда оставалась в тени сестры. Все сразу замечали Марианну. Пожалуй, не будь ее рядом, Кандис тоже бы считали красивой девушкой. Вышла бы замуж за какого-нибудь хорошего парня. Но всегда мешала Марианна. Потом приехал этот художник навестить мсье Жерара, один только раз на нее взглянул и захотел написать ее портрет. С этого все и началось. Марианна была такая, что если чего-то захочет, ее уже не остановить. Ну и поехала в Париж. Сначала один захотел ее рисовать, потом другой. Она стала знаменитой. Все только и говорили, что о Марианне. Потом она вышла замуж за мсье Жерара.— Вы были этому рады?— Это, конечно, была хорошая партия. Бушеры всегда считались в округе важными людьми. Ну вот, так все и получилось… чего еще было ожидать от нашей красавицы? Он все время рисовал ее.— Значит, их брак был счастливый?— Мсье Жерар — да, он ходил довольный — дальше некуда. Это для него было как приз выиграть, не так ли?— Они жили большей частью в Париже?— О, нет. Они часто приезжали сюда. Она то и дело приходила ко мне. Не могла забыть свою старую Нуну. Она всегда была моей любимицей. Все мне рассказывала.— И вы много знали о том, что происходило?Нуну многозначительно кивнула.— Я видела, какие дела творятся и без рассказов. О, она была ветреница. Видно, что это с ней и приключилось такое. Я как увидела ее тогда — лежит на земле, мертвая. Думала, что сама тут же умру. Я и впрямь жалела, что дожила до этого дня, не умерла раньше. Даже сейчас вспоминать об этом тяжко.Мы немного помолчали. Часы на каминной доске отсчитывали минуты, напоминая, что мое время вышло. Я должна уехать, пока не вернулась Кандис и Мари-Кристин не закончила уроки.— Приходите еще, когда только пожелаете, моя дорогая, — сказала Нуну. — Приятно поговорить с вами, хотя начинаешь опять вспоминать все это. Но все же чувствуешь, будто она рядом… как раньше.Я пообещала ей вскоре навестить ее опять.Мы опять были в Париже. Мари-Кристин всегда с восторгом воспринимала эти поездки, Робер с Анжель считали, что они идут нам обеим на пользу, а поскольку дом все равно стоял пустой, почему было и не поехать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120