На грязном снегу тускло блеснули осколки одного из поворотников.
– Я понял, – мрачно произнес Игорь Всеволодович, обращаясь, надо полагать, к провидению. – Я еду.
Однако, прошу заметить, машина наверняка уже в розыске, а путь, начертанный вами, лежит в аккурат на Рублево-Успенское шоссе. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вы полагаете, стоит рискнуть?
Может, вы даже уверены в том, что обойдется? Ну, остается в таком случае мне, сирому и гонимому, только одно. Повинуюсь.
Закончив тираду, обращенную в высшие сферы, Игорь Всеволодович ухарски – чего уж теперь осторожничать, если ведет за собой, можно сказать, сама судьба! – развернул машину, рывком сорвался с вязкого газона и через пару секунд мчал по Москве, взяв курс на юго-запад.
Настроение у него было какое-то вздернутое – решительное, агрессивное и неожиданно радостное одновременно.
Оказавшись на Кутузовском, он притормозил у родительского дома, намереваясь заглянуть в супермаркет, занимающий теперь первый этаж. Явиться в гости хотелось, как полагается, с красивой бутылкой, красивыми сладостями, красивыми цветами.
Секундой позже, однако, пришла другая, куда более здравая мысль: явиться с «малым джентльменским набором» в его ситуации было по меньшей мере смешно.
"Дорогая, я на краю пропасти, погоня дышит в спину, дни мои – по крайней мере на свободе – сочтены.
Но вот, знаешь ли, по дороге прихватил кое-что – вспрыснуть встречу".
Глупо.
И пожалуй, фальшиво.
А женщина, к которой он ехал, захваченный сумбуром нетерпеливой радости, стыда и страха, фальшь чувствовала обостренно.
И категорически не переносила.

Москва, год 1994-й


С этой женщиной он познакомился так банально, что позже обоих это обстоятельство даже удивляло и, пожалуй, несколько обижало.
Все должно было быть необыкновенно: желтые цветы в руках рыжеволосой незнакомки – или фиалки в тонких пальцах барышни на Невском.
Или, на худой конец, горящий поезд или трамвай, сошедший с рельсов.
Ничуть не бывало.
Обычным, даже не весенним днем – 15 ноября 1994 года, – ближе к вечеру, она переступила порог его магазина в сопровождении квадратного молодого человека с тонким спиралевидным проводом, свисающим из уха, и, коротко оглядевшись, произнесла:
– Какая милая лавчушка!
Разумеется, она обращалась не к спутнику. Тот оловянным солдатиком замер у входа.
Тонкий провод, незаметно закрепленный в ухе, – часть «гарнитура» – надежной системы коротковолновой связи. Такие, как правило, использует служба безопасности серьезных персон.
Детали Непомнящий отмечал сразу – понимающему взгляду они говорили об ином человеке много больше, чем самая подробная анкета.
Впрочем, реплика незнакомки была адресована и не Игорю Всеволодовичу, случайно оказавшемуся в торговом зале.
И не продавщице за прилавком.
Она просто говорила вслух то, что думала.
Обычно так поступают люди, которых мало интересует мнение окружающих да, собственно, и сами окружающие.
Причины такого безразличия бывают разными – от психического расстройства до творческого погружения в себя или подлинного, а не демонстративного сознания абсолютной собственной независимости.
От всего – и от всех.
Этой, пожалуй, более всего подходило последнее.
Игорь Всеволодович, несмотря на бездарную женитьбу, искренне любил женщин и умел по достоинству оценить то, что действительно следовало оценить в каждой. Даже если это «что-то» не бросалось в глаза.
Здесь, впрочем, не требовалось глубинного анализа.
Она была необыкновенно хороша.
Именно – хороша, а не просто красива, той особенной прелестью, сочетающей красоту лица и тела с отражением внутреннего мира, непонятно как проступающего вовне.
Трудно объяснить, почему окружающие обычно сразу же чувствуют эту гармонию и порой оказываются во власти очарования, особенно если прежде не были знакомы и, с гало быть, не имели возможности говорить и слушать.
У него такой возможности не было.
Пока.
И тем не менее – едва услышав низкий, чуть хрипловатый голос, мельком разглядев смуглое тонкое лицо с большими синими глазами, густые пряди черных волос, свободно падающих на хрупкие плечи, – узнал наверняка.
Она была из породы тех редких женщин, непонятным образом сочетающих все: ум, красоту, гармонию души и тела.
Возможно, поэтому так резануло душу небрежное «лавчушка», обращенное к тому же в никуда.
В пространство.
Будто в маленьком зале действительно было пусто.

– Спасибо на добром слове…
– О! Вы здесь…
– Торгую – вы напрасно замялись – всякой старой рухлядью. Раньше таких, как я, называли старьевщиками.
– Ну зачем вы так! Вот взяли и обиделись. На «лавчушку», конечно же. И напрасно. Между прочим, новомодные в Москве бутики по-французски означают не что иное, как лавки.
– Убедили, теперь буду всем говорить, что владею бутиком.

Разумеется, она заглянула к нему случайно. Буквально на огонек.
Маленькая витрина была уютно подсвечена бронзовой лампой – большой граненый шар темно-зеленого стекла загадочно мерцал в руках бронзовой нимфы. Вокруг в художественном беспорядке разбросаны разные забавные вещи и вещицы – создавая почти естественную атмосферу обители серебряного века, изысканной и небрежной одновременно. И даже смутное ощущение присутствия где-то неподалеку тех, кто жил здесь когда-то, с томным безразличием ожидая грядущую бурю. И канул – в ее сокрушительном порыве.
Витрина была особой гордостью Игоря Всеволодовича, итогом его отчаянной борьбы с модным дизайнером, оформлявшим магазин. В результате остались довольны все, даже ущемленный в свободе творчества дизайнер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89