Почему он спросил про смертную казнь?
– Леонид Аркадьевич, если вы почувствуете себя хуже или просто странно, немедленно свяжитесь со мной. Не бойтесь беспокоить хоть среди ночи.
Хазаровский мне симпатичен, но дело не только в нем. Если с одним из наших подопечных что-нибудь случится, это дискредитирует весь проект. Более того, это способно похоронить саму идею центров психологической помощи.
– Что-нибудь случилось? – спросил Лео.
– Нет, нет, ничего.
После беседы, которой я был не слишком удовлетворен, я вернулся к биопрограммеру и посмотрел его память. Ничего странного, никаких следов. Но я не мог успокоиться. Здесь нужен биопрограммист, а не психолог, который умеет только пользоваться прибором и ничего не понимает в его внутреннем устройстве. Знакомый специалист у меня есть, это Саша Прилепко, преподаватель с Тессы. Пару дней назад мы с ним совершенно неожиданно столкнулись в центре Кратоса.
Даниил Андреевич Данин
– Юля, ты нужна мне.
– В каком качестве? Любовницы?
– Начинается война, мы выдвигаемся к гипертоннелю, если со мной что-нибудь случится, мне некому больше доверить флот.
– Спасибо за откровенность. Но ты должен провести меня в космопорт. Сам знаешь…
– Я буду ждать тебя.
Я встретил Юлю у дверей здания космопорта. Под новым именем она еще нигде не засветилась, но военные детекторы могут распознать ложную личность. Но ничего, пронесло. Мы идем к кораблю по титанобетону порта. Он возвышается чудовищной громадой на фоне закатного неба Кратоса, на соседних площадках еще несколько десятков кораблей с Тессы поблескивают дымчатыми боками, словно стая дельфинов, готовая вынырнуть из воды. На орбите нас ждет линкор «Анастасия», переданный императором Тессианскому флоту. Легкий флот плюс один линкор – это удручающе мало для защиты системы от метаморфов. Одна надежда на то, что мы придем раньше, чем появится их флот. Надежда, увы, призрачная. До устья гипертоннеля неделя пути, а я не вижу дальше трех-четырех дней. Если через три дня флот метаморфов будет на орбите Кратоса, это значит, что сейчас он уже в районе Ромула. А мы – только передовой отряд, который должен сдержать первый удар и дать время развернуться остальным силам Кратоса. Из таких сражений обычно не возвращаются.
Я бросил взгляд на малое кольцо. Вот уж действительно калиф на час! Максимум на три дня.
Юля проследила за моим взглядом.
– У тебя новое устройство связи?
– Не совсем. Это кольцо принца империи.
– Шутишь?
– Нисколько.
– Покажи!
Она присмотрелась к нему внимательнее, слегка побледнела и отпустила мою руку.
По-моему, она видит его не в первый раз.
– Почему же об этом не объявили? – спросила она.
– Страдин обещал инаугурацию после победы, – усмехнулся я.
– Понятно, – сказала она, и это было очень емкое «понятно».
– Где Артур? – спросил я, когда перед нами заколебались и исчезли двери корабля, и мы вошли внутрь.
– Зачем тебе?
– Хочу быть уверенным, что он не последует за нами. Нечего ему здесь делать.
– Он не знает. Я оставила ему сообщение.
– Когда он его найдет?
– Не раньше завтрашнего утра. Он уехал к отцу.
– В Центр?
– Нет, в Лагранж. Анри уже полгода на свободе, правда, ему не позволено жить в столице.
Лагранж – городок километрах в ста от Кириополя. С большим научным потенциалом и общиной выходцев с Тессы.
– Как это ему удалось?
– Как удалось? Он провел в Центре десять лет. Все! Теоретический предел! Как удалось его столько там удерживать!
– Юля, я понимаю твои чувства, но он террорист и пытался добиться отделения Тессы. Будь я императором, сидеть бы ему там до конца дней!
– Я тоже понимаю твои чувства, – усмехнулась Юля. – Но мы давно расстались, так что умерь свою ревность. Даже в борьбе за свободу не должно переходить некоторые границы.
В рубке управления весь экипаж в сборе, кроме одного человека: не хватает Саши Прилепко. Из него вряд ли получится хороший солдат, но мне нужно не это, а человек, которому я вполне могу доверять. До старта остается час и десять минут. Я связался с Сашей по устройству связи.
Евгений Львович Ройтман
Саша Прилепко пришел около пяти вечера. С Хазаровским вроде бы все в порядке, если не считать признаков начинающейся депрессии. Для пребывания в Центре это нормально, но необычно для Леонида Аркадьевича, который более склонен к мании и гипертимии, чем к депрессии.
Саша подключился к биопрограммеру и перетряхивает его память.
– Есть! – воскликнул он. – След от какого-то кода, который был записан сегодня в первой половине дня и стерт около трех.
– В три часа здесь был Хазаровский, – заметил я.
– Надо взять у него кровь и считать информацию биомодераторов, – сказал Саша.
Леонид Аркадьевич бледен и, по-моему, на взводе. Сидит на кровати в своей комнате. И ничего не делает! Я до сих пор считал, что ничегонеделание вообще несовместимо с Хазаровским.
– Заверните рукав, пожалуйста, – сказал я.
– Что за гадость вы мне собираетесь вколоть?
– Это анализ крови.
– Что случилось?
Я пожал плечами:
– Ничего, штатная процедура.
Саша осуждающе посмотрел на меня: «По-моему, он имеет право знать».
Я покачал головой: «Мы сами еще ничего не знаем».
Хазаровский взглянул на Сашу:
– Кто это с вами?
– Это господин Прилепко, биопрограммист.
– Господин Прилепко, может быть, вы мне скажете, что случилось? – спросил Хазаровский.
– Вполне возможно, что на вас было покушение, – сказал Саша. – Мы должны проверить ваши биомодераторы.
Леонид Аркадьевич смертельно побледнел.
Я бросил гневный взгляд на Прилепко. Нельзя говорить такие вещи человеку с разбалансированной психикой, ни в коем случае!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113