Во-вторых, кто там, по-твоему, дура? Римма?
– Твоя Светка.
– Ах, Светка! Значит, Светка! А я должна была догадаться! Чудо просто, чудо и прелесть! – Ларисе вдруг стало действительно смешно. – Ворон, вот скажи мне, пожалуйста, как ты это делаешь: каждый раз, когда ты виноват, я почему-то оправдываюсь?
Ворон пожал плечами и опустил глаза к гитаре.
– В чем это я виноват? – спросил из-под челки.
– А кто меня бросил, интересно? Ты, если хочешь знать, мне даже не снился все это время. И вот являешься и с порога принимаешься ругаться. Из-за той, совершенно сумбурной записки. А с чего это мне делать все правильно? Кто присмотрит за мной, бедной?
– Ну да, начинай сцены, начинай… Соскучилась… без меня тебе пилить было некого?.. Я тебе говорю о важных вещах, а ты…
Теперь Ларисе хотелось одновременно рассмеяться и расплакаться. В фигуре Ворона не было ничего призрачного, она не была ни светящейся, ни полупрозрачной, как обычно говорят о привидениях – разве что лицо казалось бледнее обычного и взгляд приобрел какую-то странную темную глубину. Но он улыбался совершенно родной Ларисе обаятельной насмешливой улыбкой, приоткрыв треугольный кусочек сломанного незадолго до смерти переднего резца – что надо было делать? Бояться? Упасть в обморок от ужаса? Креститься? Опрометью бежать из комнаты?
А Ларисе хотелось подойти к нему и обнять. Удержало только то, что видение и вправду могло рассеяться от прикосновения, а это уже было бы не в шутку больно.
– Вот ты мне объясни, почему ты все время встреваешь в какие-то истории? – говорил Ворон, положив гитару на колени. – Ну Светка, всем известно, конченая дуреха, но тебя-то как принесло в этот гадюшник?
– Знаешь, что, Ворон, – сказала Лариса с усталой улыбкой. – Ты, все-таки, единственный мужик на белом свете, который всегда приходил, когда мне было по-настоящему плохо. Это очень и очень серьезное достоинство.
– И на том спасибо…
– Но скажи – раньше тебе было никак не прийти? Ни разу с прошлой весны, бессовестный ты тип…
Ворон потер переносицу.
– Ну как тебе объяснить… Как-то так вышло… Ты не поймешь. Ну, в общем… я и сейчас не смог бы, но я там познакомился кое с кем…
– О! – Лариса надменно скрестила руки на груди. – Она красива?
– Нет, ты опять? Причем здесь?.. Да это просто старый мужик!
Лариса рассмеялась. На душе было легко, совсем легко, так легко, как не было уже очень давно.
– Старый мужик, вот как? Да, Ворон, ты низко пал в моих глазах. Просто ниже плинтуса – как ты мог?
– Ларка…
– Ворон… Ворон… Ворон, хочешь выпить? Или нет, нет, я забыла – вам же нельзя предлагать выпивку, после этого вы уходите и не возвращаетесь, да? Считай, что я этого не говорила.
– Я по-любому не хочу. Да и не могу, чего там… А, да вы, девушка, пьяны-с!
– Ага! Я пью… с тоски! Ты же вот умер, зараза такая, умер, бросил меня – твой поганый героин, будь он неладен, будь неладны вы оба, а я вот пью… Что ж, в петлю влезть?
– Ты что, совсем?! С ума сошла?! Даже не думай!
– Ладно, ладно, ладно, дружище… Я пошутила.
Говорилось как-то совершенно не о том, что надо было бы сказать, но Ларису несло. Тут был Ворон, драгоценный Ворон, единственный и неповторимый Ворон – и ей хотелось болтать, дурачиться, кокетничать, забыв, что он – видение, потусторонний визитер, дух – или как там?
– Ты вышел из зеркала, да? – спросила она, улыбаясь.
– Нет, ты что, я так не умею. Я – через стену.
– А это проще? Стена же плотная, – Лариса зачем-то дотянулась до стены, постучала по ней кулаком, фыркнула. – Зеркало все-таки…
– Да Ларка, тут же дело в том, что к стене надо подойти, а зеркало, оно… Да ты не поймешь, не бери в голову. Сил мало у меня.
– Да? – Лариса встретилась с Вороном взглядом – вот, снова эта усмешечка, обаятельная, растерянная, даже, кажется, чуть виноватая. Он хотел меня видеть, хотел, подумала Лариса в восторге, в аду, в раю, на том свете – он хотел меня видеть! – Сил мало – возьми мои! – сказала она весело и протянула к видению руки.
Ворон отпрянул с нервным смешком.
– Дура баба, дура, – проговорил, улыбаясь, покусывая костяшки пальцев, отведя глаза, – не потому что баба, а потому что дура! Как можно такое предлагать, ты что, я за себя не отвечаю…
Лариса узнала эту мину. Ворон вел себя так, когда ему до смерти хотелось отколоть что-нибудь неприличное, но мешали обстоятельства.
– Ах, не отвечаешь! – Лариса протянула руку, Ворон отодвинулся, снова хихикнул, возбужденно и нервно, так, что Ларисе тоже захотелось хихикать и жеманиться.
Она сжала ладонь в кулак, вытянув указательный палец – и Ворон сделал то же самое. И они дотронулись друг до друга на одно мгновение, а потом Ворон вскочил с кресла.
– Сумасшедшая девчонка! – крикнул, прижимая к груди гитару. – Жить надоело?! Фу, дьявол, – а глаза у него горели ярким темным огнем и лицо, кажется, тоже светилось бледным лунным светом.
Лариса терла губы кончиком пальца. Она еще ощущала ледяной холод руки Ворона – прикосновение обожгло ее, как сухой лед. Сердце колотилось, как после часа страстных объятий.
Ворон стоял в обнимку с гитарой и честно пытался выровнять дыхание.
– Если еще раз так сделаешь, я уйду, – сказал, все-таки чуть-чуть задыхаясь, но не сдвинулся с места.
– Я больше не буду, – протянула Лариса детским голосом и рассмеялась. – Честно. Что, торкнуло, вещая птица?
Ворон усмехнулся и снова сел. Устроился в квадрате тусклого уличного света, как в прожекторном луче, перехватил гитару профессиональным концертным движением, гордо сообщил:
– Я, чтоб ты знала, больше не ширяюсь. Я кое-что покруче нашел.
– Здорово. Просто здорово. Вот – весь Ворон в одной фразе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84