Я готова вам помогать, не смотря ни на что. Так за что вы меня грязью поливаете?
Жорочка сделал шаг вперед и хотел что-то сказать, но наткнулся на взгляд Ларисы, как на острое, запнулся и промолчал.
– Я могу зайти к вам перед полуночью? – спросила Лариса вежливо, снова повернувшись к Римме.
Римма переключилась с оскорбленности на обычную деловитость.
– Если уж вы зашли, то давайте договоримся. Я больше не буду рисковать своим чистым домом…
Лариса прыснула. Римма расширила глаза от негодования. Жорочка несколько раз открыл и закрыл рот, изобразив рыбку в аквариуме. Совсем невозможно удержаться.
– Извините, – пролепетала Лариса, давясь смехом. – Просто это вы очень забавно сказали.
– Так вот, – продолжала Римма величественно, как дама-тролль. – Встретимся на улице. Я покажу вам место, которое этот дух согласен посетить. Там вы увидите его… тонкое тело… без всяких, как вы говорите, наркотиков, – добавила она с ядом.
– А… – Лариса улыбнулась. – Вы решили сдать меня, как бандиты говорят, с потрохами? Сильно. Он вам чем платит?
– Да кто?!
– Эдуард. Он с вами делится награбленным, да? Или вам одной информации хватает?
– Ну довольно! – Римма вышла из себя. – Если вы не хотите…
– Ну почему же, – Лариса поняла, откуда в ней отвращение и злость. – Мы, как говорил Маугли, принимаем бой. Я приду. Посмотрим, кто кого. Закройте за мной дверь, Римма. Встретимся вечером.
И с облегчением вышла из темного пространства, наполненного старыми и свежими неслышными стонами.
А Римма с таким же облегчением защелкнула за ней фирменный секретный замок.
Перед возвращением домой, Лариса зашла в магазин за хлебом. В своей кухне она разломала буханку хлеба на части и рассовала ломти по карманам куртки.
Ее чудесная бабушка, знающая массу поверий и примет, когда-то говорила: если к тебе является неспокойный мертвец, дай ему корку черного хлеба и скажи: «Съешь и уходи». И на поминках стакан с водой накрывают ломтиком хлеба. Вероятно, в этом есть некий тайный смысл.
В конце концов, в церковном причастии хлеб изображает очень важные и светлые вещи – тело Христово, близость к Богу… Вот и предложим. Хлебца.
Не помешает.
Потом Лариса задумалась. Выполнению дальнейших планов, расписанных в сознании четко, как на карте со схемой передвижения армий для решающего удара, способствовал топор. Но топора у Ларисы не было.
До самой смерти Ворона она жила у него. Об этом не говорилось вслух, но на телепатическом уровне висела идея поменять комнатуху Ворона и квартирку Ларисы на какое-нибудь приемлемое жилье, когда Ворон «отколется» и «завяжет». Когда они поженятся.
Его смерть сломала все планы. Аппаратура Ворона, его компьютер, те его дурные железяки, без которых не существует на свете ни один уважающий себя мужчина, остались в другом измерении – кроме его чудесной самодельной голубой гитары, отправившейся за ним в Вечность. Лариса осталась в своей квартирке-игрушке, где не было дурных железяк, а были только дурацкие тряпки. В сугубо женской квартирке.
Где продаются пилы, топоры и прочие подобные вещи, Лариса никогда не интересовалась. Вероятно, в магазинах хозяйственных товаров, но Лариса не пошла разыскивать топор в магазине. Ее осенила идея получше.
У нее в доме нашелся небольшой тесачок, которым она рубила котлеты в те редкие дни, когда хотела мясного. Лариса разыскала его и попробовала пальцем лезвие. Тесачок был тяжелый и острый.
То, что надо.
Лариса сунула тесачок в маленький кожаный рюкзак, перекинула ремень через плечо и вышла из дома. Теперь ее путь лежал в очень живое место.
Это место было пустырем, зараставшим каждым летом бурьяном и крапивой. Там собирались и никак не могли собраться построить дом – возвели забор и начали копать что-то в середине, но стен еще не было и помину. Зато вокруг по-прежнему росли деревья, выросшие здесь в незапамятные времена сами собой, как в лесу.
Лариса пошла вдоль забора. Ей было очень хорошо. Тут все – даже грязный забор с намалеванными на нем масляной краской условными цветочками – было полно жизни. Стройка отзывала живой суетой. От оттаивающей земли, еще покрытой кое-где коркой грязного льда, сочащейся ручьями, пахло псиной, сыростью и ожиданием. Лариса невольно улыбалась.
Она обошла забор вокруг. Под забор уходила безбрежная лужа, в луже плавала рекламная листовка строительной компании. Рядом с листовкой купалась ворона. На Ларису купальщица посмотрела неодобрительно, встряхнулась, разбрызгивая воду, и степенно ушла прочь.
Почти у самого забора росла огромная осина – цель Ларисиного путешествия.
Лариса нежно тронула ее ствол, отливающий серовато-оливковым цветом, нежный, как лайка – и почувствовала, как под ее пальцами еле заметно вибрирует пробуждающаяся в дереве жизнь. Дерево отозвалось на ее прикосновение, как настроенная в унисон струна – чувства осины были непонятны разуму Ларисы, но зацепили нечто глубже разума. Может быть, душу.
– Прости меня, – прошептала Лариса, оглаживая ладонью ствол, как ласкают животное. – Прости меня, пожалуйста, милая. Мне нужна твоя сила, понимаешь? Иначе со мной случится беда…
Ей было стыдно причинять дереву рану, будто она собиралась ушибить собаку. Но сквозь кожу ее руки пришел теплый ответ – некий неосязаемый странный толчок. Может быть, чувства Ларисы были непонятны осине, но нечто живое глубоко внутри будто бы срезонировало. Лариса впервые в жизни ощутила, что договорилась с деревом.
Возможно, еще месяц назад это показалось бы ей признаком приближающейся шизофрении, но не сейчас.
Сейчас она тщательно прицелилась и нанесла рубящий удар наискосок, надеясь, что он будет единственным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84