Реплику проигнорировали. Высокая, полная, холеная дама с губами, такими сочно-алыми на неживой бледности лица, что они казались окровавленным вывернутым надрезом, в черном бархатном вечернем платье, плотно облегающем мощное каменное тело, посмотрела на них с порога пусто и холодно.
– Вы готовы? – спросила дама бесстрастным голосом гинеколога из районной поликлиники. – Ваш выход – через шесть минут. Пойдемте.
Лариса и Света переглянулись и пошли, мягко ставя ноги в сандалиях с золотыми ремешками – пленные эльфы за угрюмым троллем. Мощная волна духов тролля, приторно-сладких, пряных, сонных, тяжелых, смыкала их веки и навевала темное полузабытье.
Дама-тролль щелкала замками, пропускала танцовщиц вперед, как арестантов в «Крестах» – во время выхода к куму, захлопывала за ними тяжелые двери, грузно ступала по белым ворсистым полам, отпирала другие двери. Ларисин бортовой компьютер на миг завис, потом снова заработал в режиме слежения. Вокруг было холодно, серо, как-то полутемно, и сквозь запах духов, уже тошнотворный, просачивалась хлорка. Света шла рядом невесомо и ритмично, ее лицо стало безмятежным и бездумным, пустым, как у сомнамбулы.
За последней дверью находился зал. Оттуда слышались музыка и приглушенные голоса.
– Вы помните? – строго спросила дама. – С эстрады не спускаться. Подарков не принимать. По окончании номера немедленно уйти сюда.
– Конечно, – сказала Лариса. Разумеется. Режим секретности. Это тут очень важно. Почему?
– Лучше всего вообще не смотреть в зал, – сказала дама.
– Да, – сказала Лариса. Она почти не смотрела в зал во время шоу, но точно знала, что теперь будет все время искать удобный момент, чтобы взглянуть на гостей. Это стало навязчивой необходимостью.
Дама удовлетворенно кивнула и с точностью автомата распахнула дверь именно в тот момент, когда раздались первые аккорды композиции «Адриатика» – последнего прижизненного подарка, сделанного Вороном Ларисе, композиции, под которую уже четвертый месяц дуэт танцевал с оглушительным успехом.
И они выплеснулись сквозь серебряный туман в лазерные звезды и прожекторный свет. Зал тонул во мраке, но Лариса ощутила загоревшейся кожей взгляды, каких прежде не чувствовала никогда – тяжелые, холодные, касающиеся ее тела, как мокрое ржавое железо, ранящие душу, тянущие нервы… Это чувство было совершенно плотским, стопроцентно реальным и таким гадким, что осталось только нырнуть в музыку, как в воду – от падающих сверху обломков моста, но – это чувство не было неожиданным, и Лариса решила его игнорировать.
И их тела стали золотой волной, и пальцы переплелись, и туники стекли с живой мерцающей бронзы царапающими струями и осыпались бабочкиной пыльцой, и остался темный жар и сладкое, тягучее, неторопливое таинство, грешный сон в просвеченном зарей языческом храме. И скрипка была как стон в темноте, а флейта – как протянувшийся луч, а фортепиано – как горячие капли. И надо было забыть себя и позволить телу делать все самому, так, как оно помнило – лучше разума… но, боги Эллады, как это было тяжело! Будто ноги закованы в пудовые кандалы, а на руках и на теле – чугунные вериги. И тошно, мутно… И надо улыбаться, страстно улыбаться…
И когда с последним аккордом Лариса в изнеможении упала на колени, вместо того, чтобы невесомо присесть на пол, ее окончательно добили аплодисменты. Она не смогла взглянуть в осветившийся зал, пытаясь подавить рвотный позыв: видеооператор, добрая душа, выдал яркую картинку – двумя кусками сырого мяса мокро шлепают друг о друга… Ей даже померещился густой говяжий запах…
Света подала руку, и Лариса встала, мотнув головой. Дверца за серебряной шторой распахнулась, как выход из кошмара. Каменная дама заперла грохочущий дымный мрак, и это было пережито с облегченным вздохом. Лариса отметила, что Света в изнеможении прислонилась к стене и ее лицо посерело от усталости.
– Фу, душно как! На репетиции, вроде бы, было свежее, – сказала, поймав Ларисин взгляд. – Воздух такой спертый…
– Да уж… такой спертый, что повернуться негде…
– Зал проветривают, – презрительно сказала каменная дама. – Кроме того, в зале есть кондиционеры. Я не думаю, что там так душно, как вы говорите. Но это не важно. Ваши костюмы принесут. Ваши деньги, – и протянула серый конверт.
Лариса рывком отвернулась к стене, зажимая рот. Сладкий тяжелый запах, исходящий от дамы, подтащил ее желудок к самому горлу.
– Ей что-то нехорошо, – сказала Света и хихикнула. – Бывает, знаете ли…
– Надеюсь, ты не беременна, милочка? – обратилась дама к Ларисе с таким неописуемым отвращением, будто Лариса могла быть беременна гигантским тараканом. Этот ее тон и злость на него придали Ларисе сил.
– Видите ли, сударыня, это – совершенно не ваше дело, – сказала она с ледяным презрением, выпрямившись, глядя в маленькие мутные глазки дамы.
В этом месте Лариса была готова к чему угодно, но дама неожиданно повела себя так же, как охранник у входа. Она стушевалась, опустила глаза и сказала с подчеркнутой любезностью:
– Я провожу вас, если вам уже лучше…
Лариса усмехнулась.
– Идите вперед, – бросила она приказным тоном.
Света смотрела на нее расширившимися глазами, но это было совершенно неважно. Лариса смахнула со лба выбившуюся прядь и направилась следом за удаляющейся монументальной фигурой. Дама даже не попыталась возразить – она просто повиновалась, как вышколенная горничная.
А вокруг было так холодно, что тело под накинутым халатом покрылось гусиной кожей. И душно, невзирая на холод.
Душ Лариса сделала не холодным, а горячим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84