А Шаланда дает понять, что связь существует... Что это все они взялись на что-то намекать!— Значит, так, — неожиданно заговорил Самохин. — Я пошутил.— Да? — удивился Пафнутьев. — Скажи, пожалуйста, в чем заключается твоя шутка?— Я не продавал ребенка. Пошутил. Мне было интересно, как люди отнесутся... Вот я и того... Проверил. А вы, не разобравшись, надели наручники, притащили сюда... Это беззаконие. Отдайте мне моего ребенка.— Так, — крякнул Пафнутьев от столь резкого поворота. — Ты что же, отец этой девочки?— Опекун, — помолчав, ответил Самохин.— Есть документы?— Нет, я на общественных началах. Из сострадания и жалости решил взять опекунство над ребенком. Может быть, моя шутка неудачная, ну что ж... Виноват.С юмором у меня всегда были накладки. Сколько сейчас дают за глупые шутки?— Так, — повторил Пафнутьев в полной растерянности. — Так... Как же нам с тобой быть-то?— Я же говорю... Верните мне сироту, отпустите с ней на свободу. А водку, которую вручили возле универмага, можете оставить себе. Пейте на здоровье,произнес Самохин с обидой.— Ни фига себе! — воскликнул Пафнутьев в полной растерянности. — Да ты же разбил обе бутылки!— Не надо было железки на руки цеплять!— Значит, девочка — сирота?— Да, — помедлив, ответил Самохин.— При живых родителях?— Это уж точно, — несколько невпопад ответил Самохин обычной своей поговорочкой.— Хорошо, — Пафнутьев поднялся, приняв наконец решение, — Пусть будет по-твоему. Разбираться будем утром. А сейчас отвезу я тебя на ночевку в одно место. Пошли, — и он, распахнув дверь кабинета, выпустил Самохина в коридор.Оглянулся и, увидев недописанный протокол, вернул Самохина обратно в кабинет.Подписать надо наши с тобой поиски и находки, — сказал он, придвигая листки к краю стола.— Ни в коем случае! — ответил тот с вызовом. — Никаких протоколов, никаких подписей. Я устал, плохо себя чувствую, у меня шоковое состояние, меня силой разлучили с младенцем... Ничего подписывать не буду.Пафнутьев постоял в растерянности, потом медленно сложил протокол пополам и старательно засунул во внутренний карман пиджака. Самохин, увидев блеснувшую рукоять пистолета, усмехнулся.— Это правильно, — сказал он. — Одобряю.— Хоть в чем-то мы с тобой сошлись, — проворчал Пафнутьев и, выключив в кабинете свет, запер дверь. Машина с водителем была во дворе, и уже через пять минут он вталкивал Самохина в кабинет Шаланды.— Принимай пополнение, Шаланда! — весело сказал Пафнутьев. — Его зовут Самохин, Михаил Михайлович. Девочками торгует.— Я знал, что ты его сюда притащишь, — вздохнул Шаланда, даже не взглянув на Самохина.— Откуда? — удивился Пафнутьев. — Я сам этого не знал!— Я так подумал... В чем будет самая большая пакость от Пафнутьева, что он может сделать такого, чтобы испортить мне жизнь? И ответил себе... Он притащит этого алкаша ко мне... И только я так подумал, распахивается дверь, и вваливается хмырь в наручниках... — Шаланда устало развел руками, с укором посмотрел на Пафнутьева. — Хоть позвонил бы... Дал бы время смыться.— Поэтому и не позвонил. Не хочешь задать ему пару вопросов? Может быть, тебя что-то интересует?— Ни единого вопроса у меня к нему нет.— Почему? — простодушно улыбнулся Пафнутьев.— Жить хочу, Паша. Единственная причина — хочется жить, — Ты хочешь сказать, что над нами кружится опасность?— Она не кружится, Паша. Она уже пикирует, — Шаланда быстро взглянул на Пафнутьева и тут же опустил глаза. — Оставляй этого типа. Здесь он будет целее.Пока он у меня, его жизни ничто не угрожает. Но завтра с утра надо его куда-то определять.— Определим. А пока запри на пару замков.— А перед этим не забудьте в туалет сводить, — добавил Самохин, молча сидевший у стены.— Сводим, — кивнул Шаланда.— А ты не хочешь со мной пошептаться? — спросил Пафнутьев у Шаланды.— Паша... Я сказал тебе все, что мог... Так же буду поступать и в дальнейшем.— И на том спасибо.— Пожалуйста, — обиженно произнес Шаланда, навалившись тяжелой грудью на стол. — И не думай, что я говорю тебе мало. Будь здоров, Паша. * * * Пафнутьев застал Вику в полной растерянности. Девочка лежала на диване, запеленутая в новые уже простынки, которые Вика сделала, разорвав две большие наволочки. Не раздеваясь, он прошел в комнату, убедился, что жена на месте, девочка жива — и облегченно перевел дух. После загадочных предупреждений Шаланды, Пафнутьев стал всего опасаться.— Паша, она спит, — сказала Вика, когда Пафнутьев, раздевшись в прихожей, снова вернулся в комнату.— Это прекрасно!— И ни разу не просыпалась, Паша... Это ненормально... Она уже намочила под себя, но даже после этого не проснулась.— Значит, крепкий, здоровый ребенок, — Паф-нутьев не желал проникаться какими-то невнятными опасениями Вики. — Значит, есть надежда, что и у нас с тобой сон будет здоровым, крепким, целебным. А завтра, утром отнесем в роддом.Там у них есть отделение брошенных детей, пусть решают.— Думаешь, стоит?— А мы не имеем права поступить иначе.— Знаешь, Паша... Странный какой-то ребенок... То, что она спит уже несколько часов, не просыпаясь... Ладно. Дело в другом. Это не домашний ребенок, Паша. Тот алкаш взял его где-то в другом месте, не дома, не у матери.— Почему ты так решила?— Девочка во всем казенном... Смотри, в чем она была... На простынках, на пеленках больничные штампы, в одеяло вшит лоскуток, которым обычно помечают солдатские вещи... Дома детей иначе одевают... Что-то голубенькое, розовенькое, какие-то кружевца, носочки... Здесь ничего этого нет. Она, как из казармы...— Тогда родители и в самом деле могут не позвонить, — Пафнутьев подошел к вороху белья, которое было на девочке, приподнял за уголок одну пеленку, вторую, всмотрелся в белый лоскут, вшитый в самый угол синего спецовочного одеяла, но ни единой буквы разобрать ему не удалось — лоскут был каким-то выжженным, видимо, стиральными порошками, химическими травлениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86