Он даже глаза опустил, не желая показывать гостю истинного своего состояния.— Меня зовут Анатолий Матвеевич, — холодно сказал Бевзлин, и остренькие его желваки нервно дернулись — он тоже мог сорваться каждую секунду.— Ну и пусть зовут, — сказал Пафнутьев с некоторой небрежностью. — Зачем мне это знать? Как понадобитесь, я вас приглашу. Пока не вижу в этом надобности.— А если я не приду?— Доставим. С помощью наряда милиции.— А если...— Никаких если, — твердо произнес Пафнутьев. — Доставим. Можете в этом не сомневаться.— Ладно, — проговорил Бевзлин, и уши его нервно дернулись назад. — Замнем.Не хотите с нами проехаться, Павел Николаевич? Здесь недалеко... А?— Нет. Не хочу.— А придется.— Не придется.— Вы уверены? — весело спросил Бевзлин и оглянулся на своих телохранителей. И каждый из них сделал шаг к столу. Все трое как бы заключили Паф-нугьева в живое, враждебное кольцо.— Уверен, — сказал Пафнугьев. — И вообще этот треп мне надоел. Или выметайтесь отсюда ко всем чертям собачьим, или выкладывайте, зачем пожаловали, — поднималась в груди Пафнутьева темная неуправляемая волна, он уже чувствовал легкое покалывание в губах, уже не очень хорошо ими управлял, губы задеревенели, как бывает после обезболивающего укола.Скосив глаза в сторону, Пафнутьев поискал какие-нибудь тяжелые предметы, но, кроме глиняных горшков с цветами на подоконнике, не увидел ничего подходящего. А к подоконнику еще пробиться нужно. Нет, не пробиться, с сожалением подумал он, подоконник был отгорожен от него мощным центнером мяса одного из амбалов. И к двери не пробиться — прямо перед его столом стоял еще один детина с каменным выражением лица.— Вчера меня оскорбил ваш водитель, — вымученно сказал Бевзлин, поскольку он вынужден был все-таки объяснить, зачем пришел, по какому поводу, а дальнейший разговор без этого объяснения вообще терял всякий смысл.— Сильно оскорбил? — уважительно поинтересовался Пафнутьев.— Такое не прощается.— Я обязательно с ним поговорю. Скажу ему, чтобы он больше вас не обижал.Сделаю ему очень строгое внушение, — добавил Пафнутьев, чтобы уж совсем успокоить Бевзлина. — Очень строгое.— Не надо со мной так разговаривать, Павел Николаевич, — произнес Бевзлин с трудом. Лицо его покрыла неестественная бледность, глаза остекленели, рука, уверенно лежавшая на столе Пафнутьева, начала вздрагивать от нервной дрожи.— Что же он такого с вами сделал? — невинно спросил Пафнутьев, понимая, что держится неплохо, что в этом разговоре он явно переигрывает Бевзлина.— Он утопил в говне мою машину, — ответ был глуповатым, но ведь и невозможно постоянно говорить умные вещи при умственных способностях среднего уровня.— Хорошая машина? — сокрушенно произнес Пафнутьев.— Да.— Это сколько же говна нужно, чтобы утопить в нем вашу машину? У Андрея никогда не было столько говна, — Пафнутьев принялся осторожно собирать бумаги и фотографии, разложенные на столе, надеясь, что в бешенстве Бевзлин может и не заметить его невинных движений. Но Пафнутьев ошибся. Бевзлин мгновенно оценил положение и сам собрал все документы со стола в одну стопку. Быстро перебрал бумаги, всмотревшись в каждую фотографию, в каждый договор о наследовании квартир, остановился взглядом на сморщенном личике проснувшейся, наконец, девочки, и после этого поднял на Пафнутьева глаза, в которых явно прочитывалась скорбь.Бевзлин принял решение.— Неплохо работаете, Павел Николаевич... Материал собрали достаточно полный и убедительный.— Спасибо на добром слове, но, должен вам сказать, работа еще не закончена. В уголовном деле еще не назван главный герой... Это я собирался сделать сегодня.— Кто же он, Павел Николаевич? — посеревшие губы Бевзлина все-таки растянулись в улыбку, но она более напоминала оскал. Пафнутьев как никогда раньше почувствовал, что опасность совсем рядом. Но ощущение смертельного риска его лишь подстегнуло. Темная волна неуправляемого гнева в его душе поднималась, вот-вот могла достигнуть глаз, и тогда уже Пафнутьеву никак не удалось бы скрыть злость и ненависть. — Так как же зовут главного героя вашего уголовного дела?— Его зовут Анатолий Матвеевич Бевзлин.— Ответ правильный. Честный. Мужественный. Одобряю. Приветствую. Ваш ответ нравится мне еще и тем, что он подтверждает правоту моих слов, произнесенных несколько минут назад.— Что же за слова такие? Я чегой-то и не уловил в ваших словах какого-никакого смысла? — Пафнутьев растерянно моргал глазами.— Я сказал, что вам придется поехать с нами, — Бевзлин оглянулся на телохранителей, и все они сделали еще по шагу к Пафнутьеву.И тот спохватился, понял, что надо выигрывать время, только время сейчас может его спасти. В коридоре прокуратуры никто не остановит этих амбалов, и выведут они его легко и просто, усадят в машину быстро и ловко и увезут, ведь увезут, и никто не сможет им помешать. И кто знает, может быть, сжалятся и подбросят куража ради его правую руку или левое ухо...— Вы мне так и не сказали, чем вас обидел мой водитель? — спросил Пафнутьев. — Машина — ладно... Может быть, он машину обидел? Выгрести из нее говно и снова можно ездить, а? — это был удар, это было оскорбление, но Пафнутьев уже не мог себя сдержать, он уже не отвечал за свои слова. И где-то в самой глубине сознания брезжило понимание — он правильно себя ведет. Ни в чем, даже в самом малом, нельзя сейчас уступать. Он в своем кабинете, за своим столом, а перед ним сидит разоблаченный бандюга. Как он ни крут, как ни силен, но жилки в его поганом нутре дрожат, поскольку понимает, что находится в кабинете начальника следственного отдела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86