Онемевшему от неожиданности Филиппу казалось, что все это происходит во сне.
– Беда-то вся в том, что мой отец…– совсем другим тоном прибавила красавица. – Отец прочит меня за короля или владетельного принца. Но этого мало. Он возненавидел тебя, как только ты обмолвился, что был слугой императора. Ты ведь не знаешь, Филипп, какую лютую вражду питает род Медина-Сидония к роду Трастамаров, боковой ветвью которых считаются Габсбурги… Ах, проклятье! – перебила она себя. – Ползет, старая каракатица! Я не могу оставаться здесь дольше! Прошу тебя, Филипп, отыщи за морем Дом Солнца и возвращайся таким же богачом, как этот мужлан Писарро, за которым ехали два десятка всадников на конях с серебряной сбруей… Если ты найдешь Дом Солнца, мой отец до луны подскочит со злости, но должен будет согласиться на наш брак. Иду я, иду! Не кричите, донья Ремедиос. Три года я буду ждать тебя, любовь моя! Три года! Три года…– И, легко ступая, она обогнула водоем мавританских королей. Дуэнья и карлики поспешали следом.
9. КОЗНИ ВЕТРОВ
Зрелище было грандиозное: шестьсот участников предстоящей экспедиции, выстроившись в шеренги по пять, промаршировали по улицам Севильи. Впереди шли: новый губернатор Хорхе Спира, Николаус Федерман, дергавший головой сильней, чем обычно; Гольденфинген; Иероним Келлер и – верхом на гнедом жеребце – Филипп фон Гуттен, беспрестанно искавший герцогиню среди дам, заполнивший балконы. Мостовая сотрясалась от чеканной поступи, грохотали барабаны, развевались знамена: красно-сине-белое с бургундским крестом в середине – императорское; красно-белое – Вельзеров; бело-синее – Хорхе Спиры.
В первом ряду шагали шестеро музыкантов с флейтами и дудками; во втором шесть священников несли зажженные свечи; в третьем – еще шестеро трубачей и горнистов, за ними – шестеро монахов. Следом двигались барабанщики и литаврщики, и, наконец, замыкали шествие шестеро босоногих капуцинов, громко твердивших молитву. Перед фронтом вели целую свору собак; среди псарей был и чернокожий Доминго Итальяно, которого Гуттен любил за скромный нрав и чувство собственного достоинства.
За ними в одиннадцать рядов по шесть всадников в каждом шла кавалерия, которую, горделиво выпрямясь в седле, вел Лопе де Монтальво. Здесь были Франсиско Веласко, Хуан де Себальос, Франсиско Инфанте и доктор Перес де ла Муэла. За конницей шли шестьдесят пехотинцев, вооруженных топорами, и еще тридцать копейщиков с круглыми щитами. За ними – стрелки-арбалетчики в стеганых камзолах и в касках из оленьей кожи, сделанных наподобие римских шлемов. Копейщики тоже были в стеганых кафтанах, подбитых ватой, длинных полотняных штанах и в беретах с перьями. На ногах у всех были альпаргаты. Шествие замыкали три знаменщика в сопровождении пятерых алебардщиков и еще пять рядов копейщиков – по шести солдат в каждом ряду.
Последним шел обоз, при котором состояли лекари, цирюльники, сапожники, портные, каменщики и корабельные юнги.
Войско погрузилось, и караван судов вышел в Гвадалквивир.
Когда и Хиральда скрылась из виду, Филипп достал из-за пазухи платок, брошенный ему Бланкой на турнире, вдохнул аромат надушенного батиста и воскликнул, к вящему восторгу Федермана:
– Я вернусь к тебе, моя владычица!
– Что ж, я доволен, и весьма. Войско прошло образцово, – сказал Хорхе Спира. – Если путь наш, боже избави, не пересечет какая-нибудь ведьма, мы обретем славу, богатство и удачу.
– Ведьма? – переспросил Федерман, презрительно скривив губы.
– Да, ведьма, – отвечал тот, как бы не заметив этой гримасы. – Нет ничего опасней ведьм. Они приносят поражение в битвах, насылают бури и шторма, топят целые армады судов. Всякую ведьму следует извести без жалости! – И при этих словах ярче засверкал тот его глаз, под которым тянулся шрам.
– Вот и Лютер так считает, – со скрытым ехидством заметил Федерман.
– Мои слова вовсе не значат, что я хоть в чем-то согласен с этим Антихристом во плоти. Я верный сын святой римской апостольской церкви, – поспешил заявить Спира.
– Кто же в этом сомневается? – прикидываясь дурачком, спросил Федерман.
Гуттен беспокойно заерзал на стуле, благодаря судьбу, что Гольденфинген плывет на другом корабле.
– Да, – продолжал Спира, – я считаю, что всякая ведьма должна быть сожжена. В Швабии, в южногерманских землях, мы послали на костер больше двадцати тысяч этих тварей. Я самолично присутствовал при многих сотнях казней.
– Вам нравится, должно быть, глядеть на огонь? – с издевательским простодушием спросил Федерман.
– Нет! Это зрелище никому нравиться не может, но оно охраняет душевное здоровье народа. Я учился теологии в Гейдельбергском университете и…
– Кто знает, получи вы докторскую шапку, быть может, стали бы генералом Святейшей Инквизиции, а не плыли бы за тридевять земель во главе отряда проходимцев и бродяг.
– Ваша прозорливость, сударь, повергает меня в изумление, – с не меньшей язвительностью ответил Спира. – Как вы правы! Конечно, истинное мое призвание – вопросы веры и борьба с дьяволом. Я и впрямь мог бы сделаться Великим Инквизитором, если бы тем, кому я служу, не было угодно назначить меня начальником этой экспедиции – вашим, сударь, начальником.
Пять кораблей, отправляющиеся в Новый Свет, покачивались на рейде в бухте Санлукар-де-Баррамеда. Море было неспокойно; небо затянули грозовые тучи, и отплытие пришлось перенести еще на день.
Но вот наконец этот день настал, и флотилия под барабанный бой и гром артиллерийского салюта вышла в открытое море, взяв курс на Америку.
На каждом корабле было размещено по двадцать лошадей – десять с каждой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123