Она давно рассталась с мыслью, что когда-нибудь снова увидится с Лоренсом, тем более что несколько лет назад услышала, будто он уехал в Америку. Однако его старший брат – совсем другое дело. Филипп был маркизом и вращался исключительно в самых высших слоях общества. Поскольку при работе помощницей у Андре Марии приходилось обслуживать множество балов и прочих увеселительных мероприятий, обнося закусками аристократов, она давно смирилась с мыслью, что рано или поздно, предложив уложенные на блюде канапе, она почувствует на себе его надменный взгляд. Как ни странно, этого пока не случалось. Двенадцать лет ей везло, и она с ним не встречалась, а тут – на тебе! – налетела на него на улице. Вот невезение так невезение!
Ее взгляд скользнул вверх. Филипп всегда был высок ростом, но сейчас перед ней стоял не тот долговязый юноша, которого она помнила. Плечи и грудь у этого мужчины были значительно шире, и от всей его фигуры веяло такой мужской силой и энергией, что Мария совсем растерялась. Если бы в этом мире существовала справедливость, то Филипп Хоторн должен был бы к этому времени растолстеть или страдать подагрой. А маркиз Кейн вместо этого был в тридцать один год даже сильнее и мужественнее, чем в девятнадцать лет. Ну что за досада!
Однако, подумала она, вглядываясь в его лицо, двенадцать лет и на нем оставили свои пометы: лучики в углах глаз и две параллельные морщины, пересекающие лоб. Твердая линия челюсти, как и прежде, символизировала целеустремленность и умение владеть собой, а его рот, строгий и неулыбчивый, который, как ни странно, казался красивым, стал теперь еще более суровым.
Его лицо словно очерствело с тех пор, как она его помнила, как будто ответственность, которая легла на его плечи, когда он был еще юношей, превратилась для него в тяжкое бремя, когда он стал мужчиной. Это доставило Марии некоторое удовлетворение.
Еще большее удовлетворение доставил тот факт, что она тоже изменилась. Она уже не была той доведенной до отчаяния беззащитной семнадцатилетней девчонкой, которая думала, что у нее нет иного выбора, кроме как позволить откупиться от себя тысячей фунтов. Сейчас у нее были и деньги, и друзья. И никогда больше она не допустит, чтобы ее запугал кто-нибудь вроде Филиппа Хоторна.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она и скорчила гримасу, недовольная тем, что не нашла других слов. За долгие годы она придумала массу язвительных замечаний и всяких умных фраз, чтобы сказать ему, если они когда-нибудь снова встретятся, а задала всего лишь этот дурацкий вульгарный вопрос. Марии хотелось надавать себе за это пощечин.
– Странный вопрос, – пробормотал он с акцентом хорошо воспитанного человека, который Мария отлично помнила. – Я здесь живу.
– Здесь? – Когда смысл сказанного стал до нее доходить, ее охватил ужас. – Но это пустующее помещение магазина.
– Не в магазине. – Он отпустил ее руку и жестом указал на элегантную красную входную дверь, из которой, видимо, вышел перед их столкновением. – Я живу здесь.
Глазам своим не веря, Мария уставилась на дверь. «Ты не можешь жить здесь»! – хотелось ей закричать. – Только не ты, не Филипп Хоторн, и не в этом доме рядом с великолепным, идеальным магазином, где намерена жить и работать я!»
Она снова взглянула на него:
– Но это невозможно. Твоя лондонская резиденция находится на Парк-лейн.
Его темные брови сошлись на переносице.
– Мой дом на Парк-лейн в настоящее время перестраивается, хотя я не понимаю, какое вам до этого дело, мисс, – сказал он. Она нахмурилась, услышав безликое обращение, но не успела ответить, как он заговорил снова. – Вы рассыпали ваши вещи.
– Не я их рассыпала, – несколько агрессивно поправила его Мария. – Это сделал ты.
К ее разочарованию, он не стал спорить.
– Извините, – пробормотал он и опустился на колени. – Позвольте мне собрать их для вас.
Как это похоже на Филиппа, думала она, наблюдая, как аккуратно он раскладывает по местам в сумочку ее черепаховый гребень, перчатки, носовой платок и кошелек. Уж этот ни за что не побросает все кое-как, лишь бы поскорее отделаться.
Уложив вещи в сумочку, он запер медную пряжку, поднял с земли свою элегантную серую фетровую шляпу, которая свалилась с головы во время столкновения, и, поднявшись, протянул ей сумочку.
– Спасибо, Филипп, – пробормотала она. – Как… – Она замолчала, не зная, стоит ли спрашивать о его брате, но потом решила, что правильнее будет спросить: – Как поживает Лоренс?
В его глазах промелькнул огонек, но, когда он заговорил, голос его был вежливо безразличным.
– Извините, – сказал он, – но то, что вы обращаетесь ко мне по имени, говорит о близком знакомстве со мной, а я этого что-то не припомню.
Она озадаченно поморгала глазами.
– Не припомнишь? – повторила она и расхохоталась, но не потому, что ей стало весело, а потому, что она не верила своим ушам. – Филипп, ты знал меня с тех пор, как я была семилетним ребенком.
– Ошибаетесь, – возразил он все еще вежливым тоном, хотя взгляд его стал жестким и безжалостным, – мы не были знакомы с вами. Мы вообще друг друга не знаем. Надеюсь, это ясно?
Мария возмутилась и хотела сказать какую-нибудь колкость, но он ее опередил.
– Желаю вам хорошего дня, мисс, – сказал он и, поклонившись, пошел своей дорогой.
Она повернулась и, прищурив глаза, посмотрела в его удалявшуюся спину. Он отлично знал, кто она такая, и только делал вид, что не знает. Высокомерный, напыщенный сноб! Как он смеет так пренебрежительно обращаться с ней?
– Приятно было снова увидеть тебя, Филипп! – крикнула она ему вслед сладким, как мед, голоском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78