Выглянув из-за угла, она увидела Филиппа, сидевшего во главе длинного стола, который смотрел на дверь, как будто ожидая ее. Увидев, что он ее заметил, она замерла, не зная, что делать.
– А-а, мисс Мартингейл, – произнес он, поманив ее рукой.
Она не двинулась с места.
– Возникла какая-то проблема с лимонными пирожными, милорд? – спросила она достаточно громко, так что все присутствующие ее услышали.
– Подойдите сюда, пожалуйста, мисс Мартингейл.
Высоко подняв голову, она прошла вдоль длинного стола, не обращая внимания на перешептывания и любопытные взгляды. Подойдя к нему ближе, она заметила за столом Пруденс, которая занимала место по правую сторону от него, как самая высокопоставленная из дам. Чуть дальше она увидела Эмму. Однако присутствие подруг не успокоило напряженные нервы, потому что они были свои в этом мире. Они принадлежали к этому миру. А она нет.
Ощущая на себе взгляды всех сидевших за столом, она снова напомнила себе, что Филипп был прежде всего джентльменом, как бы он ни был на нее сердит, а истинные джентльмены не отчитывают публично члена своего обслуживающего персонала, тем более в присутствии ее подруг.
Сделав глубокий вдох, она взглянула на него.
– Слушаю вас, милорд, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал по-деловому.
Вместо ответа он встал с места и взял поднос из ее рук.
– Возьми это, Джервис, – сказал он, отдавая поднос стоявшему поблизости лакею.
Лакей подчинился, и он переключил внимание на нее. Она заметила, как уголки его губ дрогнули в улыбке, и это еще больше озадачило ее. Что, черт возьми, здесь происходит?
– Сожалею, что мои лимонные пирожные не понравились вам, милорд, – пробормотала она, пытаясь догадаться о том, каковы его намерения.
– Не понравились? Совсем наоборот.
– Я что-то не поняла. Ведь вы назвали их «пародией»? – шепотом сказала она, наклоняясь к нему.
– Я знаю, – прошептал он в ответ, тоже наклоняясь к ней. – Я солгал.
Она вытаращила глаза:
– Что вы хотите этим сказать?
– Хочу сказать, что я солгал. – Он взял ее за руки. – Сказать что-нибудь обидное про ваши пирожные – это единственный способ, который я смог придумать, чтобы заставить вас подняться сюда. Бог свидетель, приказания на вас никогда не действуют.
– Филипп! – воскликнула она и тут же вспомнила, что находится под прицелом двадцати четырех пар глаз. – Милорд, что вы делаете?
Он продолжал держать ее за руки, забыв о своих гостях и сосредоточив внимание на ней одной.
– Я хотел, чтобы вы пришли сюда, мисс Мартингейл, – сказал он достаточно громко, чтобы все его услышали, – потому что нам нужно поговорить об одном незаконченном деле.
– Незаконченном деле?
– Это касается нашего с вами утреннего разговора.
У нее моментально жарко вспыхнули щеки, и она в который раз обругала свою нежную белую кожу.
– Филипп, – прошептала она, в ужасе оглядывая гостей за столом, – сейчас едва ли подходящее время…
– Напротив, – возразил он более громким, чем у нее, голосом, – время сейчас самое подходящее. Во время нашего утреннего разговора я кое-что не успел сказать. Я намерен исправить сейчас это упущение в присутствии всех этих людей.
Она снова попыталась отобрать у него свои руки, но он их крепко держал.
– Как известно каждому из присутствующих, я джентльмен, а джентльмен не признается в своих чувствах публично. Джентльмен не раскрывает свое сердце перед всем миром. Джентльмен не признается на публике в своих тайных желаниях.
Он чуть помедлил, и от нежности, которую она увидела в его глазах, у нее затрепетало сердце.
– Но, – продолжал он, – я говорю обо всем этом в присутствии своих гостей, потому что хочу, чтобы все они знали о моих чувствах. Я хочу, чтобы они засвидетельствовали то, о чем я намерен публично заявить, потому что это, кажется, единственный способ убедить тебя в глубине и искренности моей привязанности к тебе.
Она смотрела на него, ушам своим не веря. Филипп делает публичное заявление? О своих чувствах? Это было совершенно на него не похоже.
– Меня ничуть не волнует разница между нами в происхождении, – сказал он. – Меня не волнует, что я маркиз, а ты владелица кондитерской. И если ты пожелаешь до конца наших дней иметь эту кондитерскую… – он окинул взглядом гостей за столом, потом снова взглянул на нее, – то так оно и будет. Меня это тоже не волнует.
– Кажется, утром ты придерживался другого мнения, – не удержавшись, напомнила она.
– И я был не прав, Мария. Мне безразлично, что, согласно нашему статусу, ты не должна владеть кондитерской. Мне безразлично, что общество сочтет наш брак неблагоразумным поступком. И безразлично также, что в обществе будут думать, будто ты недостаточно хороша для меня. Я знаю, что ты всегда считала, будто я так думаю, но это не так. – Он еще крепче сжал ее руки. – Я никогда не думал, что ты недостаточно хороша для меня. В глубине души я всегда боялся, что это я недостаточно хорош для тебя.
По залу прокатился удивленный шепот, но он, кажется, даже не заметил этого.
– Видишь ли, я никогда не умел заставить тебя смеяться. – Он взглянул на Лоренса, потом вновь перевел взгляд на нее. – Я не умел также вить веночки из розовых бутонов для твоих волос и говорить, какая ты хорошенькая. – Он судорожно вздохнул, чуть вздернув подбородок, и она поняла, как нелегко ему дается это публичное признание. – Я всегда хотел говорить эти слова и делать эти вещи, но не мог, потому что джентльмену не подобает вести себя таким образом. Джентльмену нельзя влюбляться в дочь повара. Но отныне мне наплевать на то, что делают джентльмены. Я просто человек, и единственное, что меня волнует, – это ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78