«Молчите! К нам подходит башмачник с моста Св. Михаила. Тс!» Я торопился и потому пошел дальше.
— Однако все же очень странно, что не видно Го-дольфина! — повторила купчиха.
— Ни прекрасной Паолы, которая задирает нос перед нами.
Подошел еще купец.
— Лавка заперта! — Теперь я вижу сам, что меня не обманули.
— Что же тебе такое сказали?
Все с любопытством обернулись в сторону вновь прибывшего.
-- У меня есть двоюродный брат — солдат.
Говоривший был купец-ювелир, имевший лавку на мосту.
Вокруг него собралась куча слушателей.
— Он ландскнехт, потому что он немец, так же, как и я, и мой двоюродный брат.
Ювелир с беспокойством посмотрел на лавку.
— Да, по всей вероятности, это правда,— сказал он.
— Что вам сказал ваш двоюродный брат?
— Я только что встретил его, и он рассказал мне, что он с тремя товарищами получил приказание арестовать Ренэ.
— О-о! — раздалось со всех сторон.
— Так как мой брат-ландскнехт был навеселе, то я подумал, что он шутит, тем более что он говорил о герцоге Крильоне.
— Разве герцог тоже арестован?
— Нет, напротив, это он арестовал Ренэ.
— За что?
— Говорят, он убил купца на улице Урс.
— Это верно! — вскричал башмачник,— верно.
Толки долго бы еще продолжались, если бы их не
прервало одно обстоятельство, взволновавшее весь мост.
Паола, прятавшаяся за дверью в своей лавке, дрожа всем телом, прислушивалась к тому, что рассказывали об ее отце, как вдруг она услышала топот нескольких лошадей.
Купцы, столпившиеся на мосту, увидели носилки, по сторонам которых шагом ехали два всадника.
В это время не редкость было встретить человека в маске. Не только на масленницу, но во всякую пору года и дня дама или мужчина, желавшие сохранить инкогнито вследствие политической причины или отправляясь на любовное похождение, надевали бархатную маску.
Оба всадника, сопровождавшие носилки, были в масках. Они ехали на прекрасных лошадях. Их богатая одежда свидетельствовала о том, что они люди знатные.
Носилки же были совсем простые, самые обыкновенные, какие были у многих дам и мужчин в Париже.
Шествие это остановилось, к великому удивлению зевак, стоявших на мосту, перед лавкой Ренэ-флорен-тийца.
Толпа расступилась, а один из всадников слез с лошади и, не обращая внимания на то, что лавка заперта, постучал в дверь рукояткой своей шпаги. — Кто там? — раздался изнутри голос Паолы.
— Я... Амори... Отворите,— ответил всадник.
Зеваки увидели, как дверь приоткрыли, и всадник проскользнул в лавку.
— Прочь! бездельники! — прикрикнул другой человек в маске, все еще сидевший на лошади.— Какое вам дело до того, что здесь происходит?
Испуганные купцы отошли, но не спускали глаз с носилок. Немного погодя они увидели, как дверь лавки отворилась, и дворянин в маске вышел оттуда под руку с женщиной.
Женщина тоже была в маске, но все узнали ее: это была Паола.
Всадник помог ей сесть в носилки, затем вскочил в седло и поехал с левой стороны носилок, товарищ его ехал справа, и весь кортеж направился к мосту Менял, а оттуда поехал по правому берегу Сены.
Купцы, на минуту остолбеневшие, опять собрались в кучу.
— Вот птичка и улетела! — сказала хорошенькая купчиха.
— Этим должно было кончиться. Красивой девушке нужен красивый молодчик,— заметил эльзасец.
— Ренэ в тюрьме, стало быть все к лучшему.
Но удивление купцов на этом не закончилось.
Через десять минут после исчезновения носилок, в которых сидела Паола, показались другие носилки со стороны улицы Барильери, в них находилась королева Екатерина.
Королева-мать не хотела, чтобы ее узнали, и потому носилки у нее были самые простые. Купцы, присутствовавшие при похищении Паолы, не подозревали, что дама, вышедшая из носилок и постучавшая в дверь лавки, сама Екатерина Медичи, мать короля.
Королева постучала, но ответа не последовало. Она постучала еще сильнее. По-прежнему все было тихо.
Увидев кучку купцов, она подошла к ним.
— Извините, друзья мои,— обратилась она к ним,— кажется, это лавка парфюмера Ренэ?
— Да, сударыня.
— Его нет дома?
— Говорят, что он в тюрьме,— решилась сказать хорошенькая купчиха.
— А его дочь?
— Ах, сударыня, вы опоздали! — ответила купчиха.
— Отчего?
— Оттого что четверть часа назад два прекрасных господина увезли красавицу Паолу.
Екатерина подавила крик ужаса; она вспомнила о беспокойстве Ренэ, о том, что он рассказал ей, и суеверная итальянка спросила себя, не права ли флорентийская цыганка, и не обречен ли уже на смерть ее дорогой Ренэ.
Предсказание, по-видимому, должно было скоро сбыться.
IX
В то время, когда купцы рассказывали Екатерине Медичи подробности похищения Паолы, последняя ехала в носилках по другому берегу реки Сены.
Кортеж доехал до квартала Св. Павла и затем до ворот Св. Антония.
— Теперь шутка сыграна,— сказал всадник, ехавший по левую сторону носилок.— Вылезайте, дорогая Паола. Если даже и пойдут по следам носилок, все равно ничего не узнают.
Паола вышла, а всадник нагнулся к ней, схватил ее за талию, поднял и посадил к себе на лошадь.
В это время другой всадник сказал носильщикам:
— Друзья мои, вы можете вернуться. Вы нам более не нужны.
Он бросил им четыре экю, которые один из них поймал в свою шляпу, и носильщики через ворота Св. Мартина возвратились в Париж.
Ноэ и Генрих — это были они — поскакали во весь опор по направлению к Шарантону мимо монастыря Св. Антония.
Но через четверть часа такой бешеной скачки они повернули назад и поехали по тропинке вдоль городской стены в северном направлении.
Паола все еще сидела в седле у Ноэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26