— Нет. Когда я видел его в последний раз, соли моря подточили его корни. — Эти слова словно ударили лютнистку в самое сердце, и как можно мягче Эррил закончил: — Теперь, вероятно, оно совсем погибло.
По щекам женщины покатились слезы:
— А та роща и называлась Локайхира, сердце леса, и… — рыданья не дали ей закончить.
Эррил спрыгнул с подоконника, неожиданно все вспомнив. Локайхира! Память вернулась к нему, как река, вдруг вышедшая из берегов и разлившаяся половодьем. Он вспомнил отца, курившего за кухонным столом трубку и потиравшего круглый живот. От ясной пронзительности этого воспоминания колени у него ослабли. Старый бродяга увидел и сеть красных жилок на носу отца, и то, с каким свистом вылетало дыхание из его крупных губ, и как скрипело кресло под его грузным телом…
— Отец… — прошептал он. — Когда-то отец рассказал мне, как в юности он попал в Локайхиру, но я всегда думал, что это сказки. А ведь он говорил о нимфах, обрученных с деревьями, о волках, высоких, как люди, и о деревьях в дом толщиной…
— Локайхира не сказка — это моя родина.
А перед глазами Эррила уже вставал его родной дом. Воспоминание об отце вызвало к жизни ещё тысячи образов, которые он так долго пытался забыть: вот они с братом играют в полях в прятки, вот он в первый раз целует девушку на празднике урожая, а вот дорога в полях, уходящая вдаль…
— Прости, — пробормотал он. — Что же стало с твоей родиной?
Плечи ее опустились:
— Это долгая история, происшедшая еще задолго до того, как твой народ пришел на эту землю. На наши деревья было наложено проклятье странным народом, называемым эльфами. — Лицо лютнистки стало отсутствующим, словно она целиком ушла в далекое прошлое, и Эррил почувствовал старую боль, от которой все еще ныло ее нежное сердце.
— Эти эльфы, о которых ты говоришь, — осторожно начал он, стараясь не спугнуть ее тишины. — Я слышал о них. Я слышал истории и о среброкудрых существах, но тоже считал их мифами.
— Время все превращает в мифы, — женщина быстро глянула в лицо жонглера. — Но только ты один, Эррил из Стендая, можешь знать это. К тому же теперь ты и сам миф и легенда.
Эррил молчал.
— Прошли годы, и мы все искали способ остановить умирание наших деревьев, — продолжала Нилен. — Но Блайт — древнее проклятие эльфов — не исчезал: листья превращались под нашими пальцами в пыль, ветви ломались, подточенные насекомыми. Наша роща стала простой кучей деревьев, но и те были обречены на смерть, пока не появились ваши маги и не сохранили остатки коакона именем Чи. Но когда его власть покинула страну, Блайт вернулся, и наши деревья — наши дома — . снова стали медленно гибнуть. Молодые деревца зацветали слишком рано и гибли, старые падали, не давая семян. И со смертью деревьев стали умирать и мы.
— Твой народ?
— Мои сестры и наши души. Мы связаны с деревьями так же, как и ты со своей душой, и не можем жить друг без друга.
— Так ты…
Нилен убрала с лица волосы:
— Я нюмфая.
— Ты хочешь сказать, нимфа?
— Так нас зовут люди, — печально усмехнулась она.
— Но отец говорил, что вы не можете отходить от своих деревьев дальше, чем на сотню шагов. Как же ты здесь, в чужом мире?
— Твой отец ошибался, — Нилен положила руку на лютню. — Мы должны быть рядом со своей душой, но не с деревом. Мастер с Западных гор вырезал эту лютню из последнего умирающего дерева… моего дерева, и душа моя покоится в ней. И ее музыка есть песня былых времен, взвывающая к тем, кто еще помнит древнюю магию.
— Но зачем? Времена магии давно миновали.
— Она просто притягивает к себе тех, в ком осталась лишь малая толика прошлого, как магнит притягивает к себе любое железо. Я брожу по стране и играю на лютне, сзывая тех, кто обладает забытой силой. Музыка позволяет мне заглянуть в души слушающих, и так я увидела, что вспомнил ты: перед глазами у тебя встали башни Алоа Глен и родные поля Стендая. И я поняла, кто ты.
— Но чего от меня хочешь ты?
— Исцеления.
— Кому?
— Локайхире. Я осталась одна, последняя, и с моей смертью умрет мой народ и его душа. Я должна не допустить этого.
— И чем я могу помочь тебе?
— На это у меня нет ответа. Но перед смертью нашей старейшине было дано виденье.
Эррил вздохнул и провел рукой по глазам, словно стараясь избавиться от чего-то:
— Меня уже тошнит от всех этих видений и пророчеств — посмотри, к чему они привели нас!
— Они привели меня к тебе, Эррил из Стендая, — твердо ответила Нилен, и в голосе ее зазвенела надежда.
— Ты придаешь слишком много значения простой случайности.
— Нет, в мире нет случайностей.
— Но ты не сказала о видении.
— Она видела Локайхиру, восстающую снова зеленой и свежей из огня — из огня, рожденного магией, — она указала на отблеск пожара за окном. — Видишь, огонь. И ты, создание магии, ты здесь.
— Я не создание магии, а всего лишь человек и могу быть искалечен, как любой другой, — он кивнул на свой обрубок. — Могу быть убит, если дар долголетия будет у меня отобран. А магия сильнее этого дара.
— Остановись, замолчи, — твердо прервала его женщина. — Ночь приносит нам огонь и магию. — Глаза ее вспыхнули сапфировым отблеском цветов последнего дерева коакона, оставшегося в потерянном ими Алоа Глене. — И все начинается снова.
Свист чудовищных крыльев прорезал воздух, как топор мясника, оно явно искало их в этой бесконечной ночи. С криком, звеневшим в ее собственных ушах, Елена тащила Мист в узкую Расселину долины.
— Наш запах! — сквозь стиснутые зубы проскрипел Джоах, тоже тащивший лошадь. — Надо оставить Мист и бежать.
— Нет! — зло огрызнулась девочка, скользя по влажному недавно высохшему руслу ручья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131