Ему все никак не хотелось покидать свой лесной дом. Ветерок шевелил над головой могучие кроны, и листья шуршали, словно куча мертвых сухих жуков. Далеко за лесом на востоке широкие подножья холмов казались нагими, слегка прикрытыми лишь желтеющей луговой травой. А еще дальше, уже за подножьями и голыми лугами, виднелись вершины Великих Гор. И именно эти вершины ему предстояло пересечь, чтобы добраться до страны людей. Могвид почувствовал под своей щекой шершавую теплую кору. Как он оставит лес?
Он поднял руку и внимательно посмотрел на тонкие пальцы и гладкую кожу, а потом перевел взгляд на странные одежды, мешком висевшие на его теле. Это охотник научил его, как носить такой дикий наряд. Серые брюки, надетые на нижнее белье, и шерстяная рубашка под красной курткой. Он все надел верно, и все же каждое прикосновение грубой ткани заставляло содрогаться его нежную кожу. Самыми ужасными оказались черные сапоги. Могвид долго отказывался надевать их и даже теперь просто нес в кожаном мешке за спиной. Пока он в лесу, пусть под его ногами все-таки будет бархатный мох и ласково щекочущая опавшая хвоя!
Но Могвид знал и то, что как только он выйдет за пределы леса, ему все равно придется надеть тяжелые кожаные сапоги. Ему все равно надо будет выглядеть человеком. А в такой одежде выдать его смогут только глаза. Узкие, неправдоподобно янтарные. Только они смогут выдать его истинную природу.
Могвид стоял и все никак не мог заставить себя сдвинуться с места, пока ему в руку не ткнулся холодный нос.
— Спокойно, Фардайл, мне нужно немного приготовиться, — и Могвид посмотрел на древесного волка с укоризной.
Крупный, почти как человек, Фардайл сидел, и изо рта его высовывался длинный розовый язык. Густая черная шерсть в серых и коричневых полосах, казавшихся просто тенями, блестела, а высоко стоявшие уши тут же ловили малейший лесной шорох. Нос постоянно слегка двигался, чуя издалека малейшую опасность.
Могвид даже скривился от зависти. Фардайлу не нужно ничего, кроме своей густой шерсти. Даже чтобы не быть узнанным, ему не надо никаких нелепых и тяжких переодеваний. Практически все с легкостью примут его за обыкновенного волка. Правда, опять же, если не считать глаз. Как и у Могвида, они были узкими, гораздо больше похожими на кошачьи. У обоих глаза выдавили их подлинное происхождение, явно указывая на то, что они относятся к племени сайлуров .
Фардайл поднял морду, и их узкие глаза встретились. От глаз волка шло к Могвиду успокаивающее тепло, в котором проносились смутные мысли и образы, переполнявшие его волчьего брата: Солнце садится. Пустой живот. Ноги сами рвутся вперед. Могвид понимал, что это значит — то, что день кончается, а им до ночи надо пройти еще ох как много.
— Я знаю, — громко ответил Могвид, хотя тоже мог разговаривать образами, как Фардайл и как все сайлуры. Но надо было упражнять язык. Скоро он окажется среди людей, и, чтобы все сошло хорошо, надо и говорить хорошо, не выдавая себя речью. — Но я не хочу покидать дом!
Фардайл понурил голову и ответил: Материнские соски, полные молоком, запах леса, густой и веселый, звери, прячущиеся с восходом солнца. Что ж, волк тоже скорбел об оставляемом лесе.
Но они должны это сделать. Это приказал старейшина, а словам его следует повиноваться беспрекословно.
И все же… Неужели им действительно нужно столь буквально исполнять эти древние приказания?
Могвид перевел дух и сбросил мешок с.плеч прямо в грязь, потом вытащил оттуда ненавистные сапоги, присев под деревом, натянул их, чувствуя, что кладет нежные ноги прямо в гроб.
— А все-таки, может, остаться? — почти шепотом произнес он, не глядя в глаза Фардайла. — Будем жить как изгнанники.
Фардайл зарычал, и Могвид понял: Ядовитые древесные жабы, пруд с накипью водорослей, дряхлый дуб, подернутый желтой плесенью. Лес станет враждебен им и отравлен для них. Отказ от выполнения приказания старейшины не принесет радости.
Могвид знал, что волк говорит правду, но желание нарушить приказ жгло ему душу.
— Я знаю, Фардайл, знаю! Но они сами изгнали нас, — чем же мы им теперь обязаны?
Слова Могвида были полны жара, но лишь жара убеждения — ярость, бушевавшую в груди, он не хотел выдавать Фардайлу. Именно поэтому он и пользовался сейчас словами, а не образами. Зачем волку знать глубину его гнева?
Фардайл нехотя поднялся и угрожающе наклонил голову. Глаза его вспыхнули красным: Хищный паук, женщина, исподтишка нападающая на другую. Ворона, крадущая чужие яйца.
Итак, волк обвинял его.
— Я всего лишь хотел освободить нас от проклятья, — ответил он. — Откуда мне было знать, что все обернется так плохо для нас обоих?
Волк отвернулся, оторвав взгляд от Могвида и дав ему понять, что разговор их закончен.
Могвид вспыхнул, но краской не стыда, а гнева. «Будь ты проклят!» подумал он о волке, который уже слишком долго висел на его шее камнем. И страшная мысль избавиться от него и пойти одному искать свою судьбу среди людей вдруг пронзила душу Могвида. Зачем ему нужен его собственный народ? Они всегда лишь смеялись над ним! Лучше он станет искать свою долю среди людей, и неведомая сила подняла его с корней и вытолкнула на жаркий свет позднего полдня.
Он оглянулся. Свободное от крон, небо над ним было так широко, так просторно! На мгновение он даже сжался перед этим необъятным небом, которое, как тяжесть, пригибало его к земле.
— Идешь? — обернулся он к волку, стараясь говорить беспечно и резко, но голос его предательски дрогнул. Идти в неведомый мир без единого спутника? Нет, пока Фардайл ему нужен. Но только пока.
Волк выскользнул из тени леса, оглядел узкими, косо поставленными глазами горизонт, но ничему не удивился и ничего не испугался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131