Казалось, разорвут, свирепые созданья каждого, кто с худыми мыслями, дурными намерениями на святую землю соваться будет, на самые мелкие, что ни на есть, клочья.
И не малая тропинка, а та же дорога мощеная вела к храму Кролика-Предтечи. От бывшей поляны сохранился один только дуб дуплистый с гнездом на вершине, на коего ветвях, колыхал ветер множество венков, ленточек и другими подношениями, благодарными пилигримами оставляемыми. Безлюдье лесное, малину да папоротники, сменила громада святилища с колоннадами, контрфорсами, порталами с фризами и капителями, искусно резьбой украшенными. Изобразили на них камнетесы стратоархов Ингельдотовых, разных зверей волшебных, как-то единорогов, драконов, химер хрылатых. Во множестве, на выступающих частях расставлены были скульптурные изображения чудо-Зверя Кролика. Стрельчатые окна венчались ажурными вимпергами, сочетающие в каменных узорах своих различные магические символы. На верхотуре старались мастеровые люди, ладили купол крыши с фиалами да маковками.
Почти было закончено внутреннее убранство храма. Главенствующее место занимал роскошный алтарь, совсем не то, что палочки-веточки лесного, того самого первого святилища. Мраморные плиты, специально издалека привезенные, слагали цоколь постройки. Высокие колонны поддерживали золоченую кровлю. Пространство между ними закрывалось дверями дорогих пород дерева. Все это украшала витиеватая резьба, инкрустации, росписи.
Поодаль храма темнела округлая башня, целый дворец — резиденция Ингельдота. К ней пристроены монастырские кельи, да ризница, да курия, да иные строения. Позади замечались хозяйственные помещения да временные землянки работного люда.
По другую сторону храмины возводился странноприимный дом, для приходящих паломников, с конюшнями, трапезными, банями и прочими постройками, где надлежало разместить потребное, утомленным дорогой, людям. Жидкий частокол, огораживающий все это, заменяли капитальной каменной кладкой, и готова была башня при въездных воротах, там и стража уже стояла, и другие башни возводились, и вовсе готова была ограда Ингельдотовой крепости.
Перемены не обминули и бывших в тот самый первый вечер на Кроличьей мессе трех ранее бродячих монахов. Свежезавязавшимся жирком поблескивали их округлившиеся лица. Давно скинули они истрепанные дорожной непогодью опорки, сменили на щегольские сапожки мягкой козловой кожи. Облачались уже не в дырявые балахоны рогожные — в дорогие фиолетовые сутаны, материалу тонкого, заморского, подпоясывались кушаками золотого шитья. Реклись первозванными.
Сам первосвятейший Ингельдот нашивал алую рясу. Подумывал сменить на белую, да полюбляя красное вино, прислушался к совету вдовицы, покуда оставил цвет практичный, пятна скрывающий.
Настала ему пора немаятная. Наконец то мог спину не гнуть, рук не натруждать. Только и была одна забота — в неделю пять дней, заметил он, что в два оставшиеся дня, как не старайся, а Кролика не дождешься, коротко отслужить литургию, и всех делов, можно почивать со своею вдовицею.
Вдовице, однако было не до отдыхов. Та быстро уяснив, что в хозяйских делах подмоги от Ингельдота ждать нечего, самолично управляться стала. А управляться было с чем, хозяйство-то во какое, одних индюков почитай с полтыщи будет, а кур, тех вовсе бессчетно. Давным-давно повернулась к ней кобыла, данная Свиньячему Лычу, откупиться от строгого аббата. Предложил Ингельдот, мягкий сердцем, устроить скотину в стойле на вечное довольствие, в память о начале славного дела. Да рачительная вдовица рассудила по-своему, по деловитому. Кобыла-то была, вправду сказать, одро. Свели ее на бойню, шкуру на выделку пустили, а из мослов, да малого количества мяса сварили студень, им потчевали, все прибывающих, богомольцев. Так кобыла обернулась не убытком, а чистым доходом.
Вскорости и помощники потребовались. Как первозванные наместничали Ингельдоту в делах Храмовых, так их подружки помогали вдовице. Боялись ее пуще смертного греха. Могла хозяйка кликнуть первозванного и заявить: — Баба твоя — дура, гони ее от себя прочь. Вот лучше такую-то приблизь, она толковее. Впрочем, выбирая подруг Ингельдотовым креатурам, к чести вдовицы сказать, руководствовалась она не только служебными качествами, но и привлекательностью женской.
И все у вдовицы давало доход. Прибыльна торговля реликвиями и амулетами, не одна мастерская занималась их изготовлением и новые открывались. Неожиданно большой спрос оказался на деревянные крашенные морковки. Настоящие же корнеплоды, Зверем-Кроликом погрызенные, стоили баснословно дорого и за ними стояла очередь.
Нашлись, правда, умельцы фальшивоморковники, обучили ручного сурка овощ надкушивать и выдавали эту подделку за истинную реликвию. Пришлось крутоскулым монахам разобраться по свойски с этими святотатцами. Более таких шуток не наблюдалось, но от греха подальше, стал Ингельдот к каждой морковке прилагать купчую крепость, личной печать заверяющую истинную погрызанность. Хотела вдовица за один прием скармливать зверю-Кролику несколько овощей, Да первосвятейший одернул загребущую бабу, сказал, что ересей и богохульств у себя не потерпит. Пришлось смириться. Не тот теперь стал Ингельдот, чтоб слишком с ним спорить, уж Свинячим Лычем его и вдовица назвать не решалась.
Впрочем, по здравому размышлению, рассудила хозяйка — и спорить-то незачем, прав ведь Кроликоносец. Тем-то и ценен товар, что редок. Приезжают за ним господа багатющие и со многой свитой. Пока ждут своей очереди, одним только постоем и прокормлением большой доход приносят, так что и резону нет быстро им реликвии сторговывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96