— Как так съест?
— А вот так и съест. Как прошлым летом. Ему, витязю, хоть раз на год, но достонепременно надобно Зверя Кролика исхарчить. В том вся его сила сокрыта. Изжарит его прямо на алтаре и съест.
— Ох, ты! — Священный трепет объял благодарных слушателей.
— Дурное мелешь, нечесаная твоя башка. — Вмешался седой старец в рваном, изношенном хитоне. Гневливо застучал посохом по камнях мостовой, ногами босыми затопал. — Придумаешь такое, изжарит! Зверь Кролик не каплун какой. Витязь его сырым изжует. Вот. — И опять зло стучал посохом.
— И вовсе не всего! И вовсе не всего! — Пробивалась сквозь толпу горбатая, кривобокая старушенция. Пробилась, схватила пилигрима за бороду. — И вовсе не всего! А только печень и сердце, там вся сила Зверя храниться!
Паломник огрел настырную старушенцию посохом по лбу. Та бороду отпустила, но продолжала настаивать. — Сердце и печень! Сердце и печень!
— Дурят нашего брата, дурят. — Бурчал костлявый.
— Я ж о том. — Чтоб сохранить ущемленный свой авторитет забасил кудлатый. — Вестимо, что сердце и печень, а горячей, живородящей кровью алтарь окропит, да свой талисман. Вот тогдысь ем силушки всемеро прибудет.
— А не всемеро! — Не унималась старушенция, костлявым перстом тыча в грудь кудлатого. — А семидыжды семеро! Вот!
— Дурят, ох дурят. — Каркал костлявый.
Дело доходило до потасовки. Но позади спорящих, со стороны палат Ингельдотововых, раздалось хоровое пение. Благовест. Народ примолк, расступился, пропуская торжественную процессию. Впереди чинно двигались монахи в светлых праздничных одеждах. Несли хоругви, слаженно, хорошими голосами распевали гимн.

Видно прямо из Валгаллы
Прискакал зверек проворный.

За песнопевцами на открытом палантине несли Ангела Небесного. Для такого случая облаченного в свои лесные одежды, в каске, увитой ветками омелы. Лицо его было разрисовано зелеными полосами. Ангел малоосмысленно улыбался, пускал слюни и, с двух рук, осенял паству огромными кукишами.
Позади ангела шествовал, в новехонькой, еще ненадеванной, алой рясе, подпоясанной золотого шитья кушаком, с золотой же тиарой на голове, первосвятейший друид Ингельдот-Кроликоносец. Вместе с ним, в сопровождении верных гридней Ингрендсонов, шли Сигмонд с Гильдой в, сверкающих неземным блеском, доспехах, с цветами в руках. Рядом тяжело дефилировал Сатановский Вепрь. Щетина его была вычесана, копыта и бивни позолочены. На шее, вернее на том месте, где мощная его голова сочленялась с прочим телом, висел цветочный венок. Малыш тщетно пытался его пожевать.
На почтительном расстоянии от великих сей обители, ведя за собой распевающих монахов, вышагивали первозванные. После монахов двигались паломники. Впереди высокорожденные сеньоры в дорогих кафтанах с венцами на головах, с перстнями на пальцах, с драгоценными пекторалями на грудях, при богатоукрашенном оружии. Рядом их дамы блистали золотом и самоцветами ожерелий, сережек и брошей. Позади, опираясь на посохи, брели праведные старцы, в рубищах, с веригами, босые и простоволосые. Замыкали шествие опять-таки поющие монахи.

Возрождается из мертвых
Этот зверь с пушистой шерстью.
Восстает живым из пламя.

По обе стороны процессии, оттесняя толпу, шагали храмовые стражи. Статные монахи в кожаных колетах, поверх черных длиннополых сутан, в шишаках, крепкими руками сжимали древки алебард — оружия не только пригодного для полевых сражений, но и символизирующих служение власти их носящих.
Семь раз, как то полагается, обошла процессия храм Кролика-Предтечи, с торжественной неспешностью втекла в святилище. Ворота затворились, перед ними выстроилась стража. Толпа на площади пребывала в волнующем ожидании невиданного чуда и в горьком ощущении, что чудо это, им, увы, лицезреть не придется.
А тем временем месса в закрытом храме шла своим чередом. Хор слаженно распевал псалмы, высокородные любопытно по сторонам глазели, ожидали священных развлечений. Старцы истово чертили знаки тригона, бормотали молитвы. Первозванные, являя пример смирения, свершали положенные ритуалы. Про себя гадали, какую такую новую каверзу изголяет первосвинячий Лыч. Не зарвется ли этим разом. И какую выгоду из всего извлечь получится.
Ингельдот ужасно переживал, руки его тряслись, голос срывался. Вдовица нервничала, никак не могла угадать, что это ее непутевый учудить намеревается. Гильде тоже на месте не стоялось, то ногой притопнет, то ладошки потрет. Сигмонд хранил отрешенную невозмутимость. Малыш добрался таки до венка, смачно его жевал. Ангел Небесный, пустив слюни, дремал.
Наконец, в апогей всего таинства, заклубился алтарь потусторонним туманом, предвещая явление Зверя Кролика. Ингельдот изготовился.
Но не только ожидаемый и ставший для храмовой братии почти обыденным, длинноухий зверь объявился этим разом на алтаре. Из потустороннего тумана, в громовых раскатах, в блеске молний, один за другим выскочили три здоровенных глыбоподобных чудовища. Черных, горбатых, с колдовскими причиндалами в лапищах.
— Демоны! — Ахнул Ингельдот. — Не успел! Опоздал! — Промелькнуло в голове. — Вот смерть моя! Не послушал витязя.
Первый демон колдовским жезлом начертал в воздухе огненную дугу. Загремел гром, завоняло горелой серой, посыпались с потолка осколки лепнины, зазвенели выбитые стекла витражей. Люди в страхе попадали ниц, Тем временем второй демон стал на одно колено, положил на плече огромных размеров еще более колдовской жезл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96