в) подавив оборону противника по всей ее глубине, прорвав ее фронтовую зону, стремительно развить тактический успех, неуклонно перерастающий в оперативный путем: г) введения в соприкосновение с противником ограниченных контингентов подвижных группировок эшелона развития прорыва, в составе не менее сорока-пятидесяти ударных и моторизированных армий; а для этого: д) произвести частичную мобилизацию и по мере необходимости задействовать второй и третий стратегический эшелоны из резерва Ставки Главнокомандующего, численностью до ста армий.
К этому содержательному выступлению внимательно прислушивался Прусский фельдмаршал. За линзами пенсне, оловянные глаза арийца тускло поблескивали пониманием сути вопроса. — Да, танковые клинья, блицкриг — это хо-ро-шо. Das ist gut. Nain! Das ist zer gut! Оставим англосаксам баловаться их дорогостоящими игрушками и поговорим как настоящие мужчины. Главное, этот российский маршал должен понять, что у Великого Фатерлянда в ООП-9Х имеются свои жизненные интересы, и следует сразу оговорить зоны влияния двух, и только двух, держав — победительниц.
Зиберович, ностальгически улыбнулся. Идеи глубокой операции были не чужды выпускнику Тамбовского училища, но трезвая оценка разведчика взяла верх. Поклацав клавишами калькулятора, ему пришлось несколько остудить полководческий азарт участников. Сообщение генерала было коротким. Для транспортировки в пространственно-временной континуум ООП-9Х одного танка потребуется энергия вырабатываемая всеми без исключения электростанциями планеты в течении месяца. Для переправки танковой армии понадобится около пяти веков, так, что с началом крупномасштабного сухопутного вторжения придется несколько повременить, эдак с двадцать — тридцать тысячелетий. Для засылки средненького авианосца, не хватит и всей мощности Солнца.
Огорченные Зиберовическими выкладками, высокопоставленные делегаты понесли уже совершеннейшую чушь. Ссылки на суверенную волю народа, ответственность перед Богом, веление частнособственной совести, историческое предначертание, долг пред прошлыми, нынешними и грядущими поколениями, право демократического самоопределения, желание развивать и укреплять, заботу об обеспечении, радение об укреплении, опору многовековых традиций, и прочая вербальная муть, навевала на шефа междержавной безопасности, состояние болезненного уныния.
Генерал понял, что проку от прошедших, настоящих и будущих словопрений не дождешься и надо самолично находить выход из создавшейся ситуации. Больше в этом зале делать было нечего и он отбыл в свой департамент. В родном кабинете думалось продуктивнее.
Расположившись в кресле Зиберович, в первую очередь велел принести самовар, во вторую — доклады полковника Приходько. Чай доставлял удовольствие. Эпистолярное наследие агента — головную боль.
Опальный полковник откровенно манкировал своими обязанностями. Ничего полезного для разведдепартамента его доклады не содержали, а одну только тухту. Судя по фривольному тону, жилось там Приходьке вольготно, а малая связность посланий свидетельствовала, что их автор регулярно знакомится с местными горячительными напитками. — Нет, не искупил ты кровью. — Думал Зиберович. — Отдать тебя гада под трибунал. В Антарктиду, к белым медведям.
Генерал сам удивился этой зоогеографической новости.
Но все дело было в том, что отдать под трибунал никак не получалось. А получалось, что АСД приобрела очередного невозвращенца. Полковник, почувствовав себя в безопасности, чихать хотел на строгие предписания прибыть на Родину следующей же транспортировкой. Невозвращенец, да что там, злостный невозвращенец, даже не считал нужным хоть как-то на эти предписания отреагировать. Он просто-напросто их игнорировал и продолжал слать свои дурацкие рапорты. Вот, последним своим донесением, Приходько соизволил доложить:
«Народ здесь таки дикий. Времени не знают и знать не хотят. Солнце встало — значит день, а село — значит ночь. Вот и всех делов. А я свои часы еще у вас (это же надо, наглец какой — „у вас“, абориген, тоже мне, нашелся) потерял, жалко. И пулю с ними писать скучно, вечно на мизере прокалываются, паровозом такое к ним понацепишь. На пике пасуют, зато вистуют при девятерной».
— Кой черт мне твоя пулька, ну играй в тысячу, я знаю — в дурака, на худой случай. Нужно мне это все! Вистуют они, видишь ли, при девятерной. С попами играешь, вот и вистуют Как известно любому преферансисту «При девятирной только студенты и попы вистуют»

. — Генерал не на шутку осердился. — Тоже мне — часы! Вот, индейцы, те колеса не знали, так мне что, слезы проливать? Написал бы лучше о их военной структуре. Так нет, всякую галиматью несет.
— Ух! — Генерал сердито поглядел на ворох дурацких донесений. Ценную информацию приходилось буквально выбирать по крупицам из кучи присылаемого Приходькой хлама. А она, эта информация, вовсе не радовала. Судя по всему, Стилл Иг. Мондуэл стал в этой самой ООП-9Х чем-то вроде национального героя. Потрясая крольчачьими ушами, скачет от одного подвига к другому. Это ни в коей мере не устраивало Зиберовича. Пожалуй идея термоядерной бомбардировки, в принципе своем, очень не плоха. В принципе. С ООП-9Х надо решать полностью и окончательно. Что там говорили дубненцы? — Этот мир — боковая ветвь нашего. Хорошо бы эту паразитическую ветку отрубить, и порядок. Только как?
Настоятельно требовалась консультация экспертов. А ими, этими экспертами, были только все те же сотрудники Дубненского Научного Центра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96