Они подбегут ближе, и он воткнет тлеющий фитиль в отверстие бочки. Сколько здесь пороха? Должно хватить для хорошего фейерверка…

Стрельба оборвалась, как по команде. Кирилл осторожно выглянул из окна и увидел, что солдаты бросают винтовки и с поднятыми руками выходят из-за укрытий.
— Вот и все. — Он сбросил чужой китель и опустил револьвер в кобуру.
— Наконец-то! — Илья вытер лоб рукавом и, перешагивая через трупы офицеров, направился к шкафу с чудом уцелевшими стеклянными дверцами. — Теперь можно и горло промочить. Я целый час смотрел на эту бутылку и молился, чтоб ее не разбило.
Они спустились в нижний зал, где четверо индейцев безуспешно пытались отодвинуть от двери шкаф, которым сами же ее подперли. Снаружи в окна уже заглядывали мараньонцы:
— Есть офицеры?
— Живых нет, — ответил Кирилл и, поняв, что дверь не откроется никогда, вылез через окно.
— А мы взяли одного! — похвастались они. — И капрала тоже!
Солдаты живо разбирали баррикаду на дороге, видимо, надеясь усердием заслужить пощаду. Панчо Лопес, сидя верхом на лошади, покрикивал на них:
— Мешки далеко не относить! Складывайте рядом! Самим же укладывать обратно!
Увидев Илью с Кириллом, он подъехал к ним:
— Караван уже идет сюда. Народу набралось! Вот не думал, что в Мараньоне столько бездельников! Гильермо, про тебя с Маноло уже песню сочинили!
— Напишут и про тебя, — сказал Илья.
— Не надо песен! Лучше бы оставили мне побольше жратвы да патронов, — засмеялся Лопес, которому было поручено остаться на захваченном посту, прикрывая отход каравана.
— Как дела на твоей заставе? — спросил Кирилл.
— Когда мы громили передовой пост, там уже шел бой.
— А сейчас?
— Кто знает… Но взрыва не было. Значит, еще держатся.

Майор Кардосо подпер дверь столом и скамьей и встал на колени перед окном. Стрельба не унималась, и он радовался небольшой передышке. Пока стреляют, они не кинутся на штурм. Есть время для последних молитв.
Но слова, заученные с детства, почему-то не приходили в голову. Думалось только о том, сколько врагов он успеет уложить. И еще — донесут ли Мигеля живым. И последнее — что это там мельтешит на скалах? Неужели они все-таки сообразили послать кого-то в обход?
«Лучше поздно, чем никогда», — усмехнулся майор и поднял винтовку, тщательно прицеливаясь в крошечную фигурку, чернеющую на фоне белого неба.
Он уже был готов нажать на спуск, когда вдруг понял, что человек, в которого он целится, — не солдат. На нем была широкополая шляпа и просторная рубаха до колен. Рядом вырос еще один такой же силуэт, а потом они стали появляться, как муравьи из муравейника, — появлялись, мелькали и куда-то исчезали.
Кардосо протер глаза. С гребня скалы по крутому склону скатывались люди в сомбреро. Их было много, они неслись вниз лавиной и, упав в траву, вскакивали и неслись к заставе. В руках у них были винтовки. Они стреляли в солдат!
Грохот боя вокруг заставы оглушил его. Теперь не жалкая дюжина винтовок, а не меньше сотни стволов заговорили одновременно!
Майору хотелось кинуться вперед, чтобы слиться с той силой, что пришла на помощь. Но он понимал, что это бессмысленно, да и опасно. Оставалось только ждать, когда хоть кто-нибудь из спасителей сам появится здесь.
Стрельба понемногу стихла, и он услышал возбужденные, ликующие голоса. Чья-то голова в сомбреро поднялась над частоколом:
— Эй, мараньонцы! Есть кто живой?
Майор тщательно загасил фитиль, прежде чем выйти из хижины.
Во дворе уже бродили какие-то оборванцы с винтовками, переходя от одного убитого пеона к другому.
— Да это же Фелипе! — сказал кто-то, присев на корточки перед телом. — Ты смотри, вся рожа в порохе! А ведь был размазня размазней…
— Фелипе стрелял лучше многих, — сказал майор, и все повернулись к нему.
— Ты кто такой?
— Я Диего из Санта-Барбары, — сказал майор Кардосо, вовремя вспомнив, как называлось его родовое поместье. — А вы откуда?
— Мы? — Оборванцы приосанились. — Мы воины генерала Альмейды! Слыхал о таком?
Они выдернули запорные колья, и через приоткрытые ворота на заставу хлынула целая армия оборванцев. Почти все они были босыми, и одеждой их были самые разнообразные лохмотья. Но на каждом был армейский патронташ, а то и два. И каждый нес на плече винтовку.
Неожиданно в гомоне толпы Кардосо различил голос, который показался ему знакомым.
— Эге! Да это вы, сеньор! Майор! Черт меня побери! А где же ваш расчудесный белый костюмчик? — Фернандо Васкес, скаля зубы, потряс винтовкой над головой. — Живой! Надо же! Значит, прорвались!
— Рад тебя видеть, — совершенно искренне признался Кардосо.
— Еще бы ты не был рад! — Васкес восторженно хлопал его по плечам. — Мы понеслись как угорелые, едва заслышали пальбу. Ну и побоище! Ты бы видел, сколько солдатни мы накрошили! Пойдем, пойдем, тебе будет приятно посмотреть! Там наши схватили трех офицеров! Сейчас будем их судить!
— Некогда развлекаться. — Кардосо оглядывался, чтобы найти кого-нибудь, хоть отдаленно смахивающего на начальника. — Отведи меня к командиру.
Генерал Альмейда отличался от своих подчиненных только тем, что имел сапоги и не носил патронных лент. Вместо них его крестьянскую рубаху перекрестила портупея. На левом боку генерала висела сабля, на правом болтался кольт на шнурке, без кобуры.
Перед ним стояли на коленях трое пленных офицеров в изодранных мундирах. Альмейда занес над головой саблю, выругался и принялся их рубить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102