Утром они уже были в горах – в Кейрнгормсе, где, несмотря на конец мая, еще лежал глубокий снег. Когда солнце взошло, сине-черные пики стали багрово-красными, а потом, по мере того как занимался день, побелели. Мэгги с Гиллоном поели овсяных галет и выпили холодного чая, – Гиллон купил все это накануне вечером на одной из остановок. Их сосед по купе все еще спал.– Что такое «землерой»? – спросил Гиллон.– Крот.– А ты сказала, что произошла от них.– Это, видишь ли, была шутка. Землерой. Кроты. Углекопы. Углекопы копаются в земле.Это уже давно не давало Гиллону покоя. Ничего веселого он тут не видел, что она и прочла на его лице. Его тревожила мысль о предстоящей работе.– Быть углекопом совсем не так плохо, как люди думают, – сказала Мэгги.Ему не хотелось сейчас говорить об этом. Хотелось посмотреть на край, которого он никогда прежде не видел. Далеко внизу, в лощине, бежала зеленоватая река, питаемая тающими снегами. На склоне горы виднелась небольшая ферма, вроде той, где он вырос, – бурая прелая солома и пятна ярко-зеленых всходов. В загоне для коров кое-где еще лежал снег, и почему-то Гиллону стало грустно, и он вспомнил о своем отце, о матери и о сестрах.– Работа в шахте – это ведь как на нее смотреть. Ты меня слушаешь?Гиллон кивнул.– Можно рубить уголь и не быть углекопом.Он снова кивнул.– Если ты станешь вести себя как углекоп, тогда, конечно, и будешь углекопом, но только Камероны углекопами никогда не будут.Желая показать Мэгги выгон, где паслись длинношерстные шотландские коровы, он повернулся было к ней, но увидел, что глаза ее устремлены вдаль и мыслями она не с ним и не в поезде, а где-то в своем собственном мире.– Мы будем рубить уголь, да, будем, но когда, мы отложим достаточно денежек, то займемся другим.– Угу.– Чем-нибудь получше.Пассажир, ехавший с ними в купе, проснулся и, приоткрыв рот, смотрел на Мэгги.– То, что держит углекопа в плену, нам даст свободу. – Она произнесла это с победоносным видом.– Да.– Потому что мы стремимся к лучшему.Он не слушал ее. Они проезжали мимо богатых ферм – таких он никогда еще не видел, – где уже взошла озимая пшеница и стояла в полях, высокая, зеленая, и вишни и яблони были в полном цвету. Земля здесь казалась жирной, плодородной, а амбары возле побеленных домиков были огромные и чистые. Сам бог не погнушался бы поспать в таком амбаре, подумал Гиллон.– Это похоже на то, как в Питманго? Там вот так же?Мэгги огромным усилием воли вернулась мыслями к поезду и к тому, что было за окном.– М-м, нет, – сказала она, – не так.И увидела, как улыбнулся сосед по купе.– Вы знаете Питманго? – спросила она его.– Я знаю, на что это может быть похоже, – сказал тот, поднялся и вышел в коридор.Поезд, пыхтя, остановился в небольшом прокопченном промышленном городке, где делали линолеум, и от запаха джута и льняного масла Гиллон закашлялся. Он увидел мужчин, женщин и детей, работавших на фабрике, – рот у них был повязан тряпкой. Они были все черные, выпачканные в масле.– Как только люди могут тут жить?! – воскликнул Гиллон.– Привыкают.– Я бы не мог.– И ты привыкнешь, вот увидишь.Их сосед выходил тут.– Очень хорошая у вас мечта, хозяюшка. Надеюсь, что она сбудется.– И сбудется – я позабочусь об этом.– Да уж придется, потому как ни у кого другого она еще не сбывалась.– Мы – это мы, а не кто-то другой.– Да уж, конечно. Но время покажет. А пока до свиданьица.– Что это он вдруг? – спросил Гиллон.– Подлый человечишка с подлой душонкой.Гиллон повернулся к окну и продолжил знакомство с Шотландией.Так они проехали все утро, затем утро перешло в день, и местность за окном стала более холмистой, все больше стало попадаться прокопченных промышленных городков, и тут Мэгги вдруг задала Гиллону странный вопрос:– А ты хорошо дерешься?Он недоуменно уставился на нее.– Я имею в виду: мог бы ты драться не на жизнь, а на смерть, если кто-то захотел бы сломать тебе хребет?Он подумал и сказал, что не знает.– Выдержишь ты, если тебя молотить будут, сумеешь выстоять?– Надо посмотреть. А что?Она взглянула на его правильное лицо, на острые скулы, которые так легко расквасить, на тонкий нос, и ей стало немного стыдно.– Я крепкий и могу долго выдержать, – сказал Гиллон. – В армии, когда случались драки, я всегда держал противника на расстоянии – понимаешь, руки-то у меня ведь длинные; вот я и дожидался, когда он устанет, а потом вмазывал ему как следует.Мэгги это не очень успокоило. Они уже проезжали через Верхний Кингласси, и она сообщила Гиллону, что следующая остановка Кауденбит: пора было собирать вещи.Никто их не встречал.– Что же мы будем делать? – спросил Гиллон. – Может, наймем экипаж или что еще?– Пойдем пешком.Они пошли вниз по Кингласской дороге, спускавшейся к реке, затем свернули на дорогу в Питманго.– Почему дома здесь стоят рядами и все точно смотрят друг на друга?– Так уж они построены. Оно дешевле выходит.– Мне это не нравится.– Ничего, привыкнешь.Окрестности Кауденбита выглядели довольно приятно, и страхи Гиллона немного улеглись – если бы не река.– Почему вода тут такая черная? – спросил он.– Это из-за шахт.– А где шахты?– Сейчас увидишь.Он шел за ней и не мог оторвать глаз от того, как играли мускулы на ее смуглых ногах, словно рябь на воде: мышца в икре сжималась, толчок – и расходилась рябью, словно растекалась по ноге. «Крепко сбитая – вот правильное определение для Мэгги», – подумал Гиллон, наблюдая за ней: все у нее на месте, и хоть она и крепко сбитая, а гибкая, такая гибкая, что во рту у него пересыхало от желания.Справа от дороги наверху, среди пустоши, стояла рощица плакучих буков. «Там под ними темно и покойно», – подумал Гиллон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166