Ты многое
чуешь, - сказала она, - но ты ничего не знаешь. Есть очень древнее знание,
Торкас, - еще тех времен, когда Отец и Мать согласно правили миром, и еще
не разошлись пути людей и богов. Мы его сохранили, но непомерной ценой.
Наша сила и власть кончаются за воротами храма. Никакое Зло не может
ворваться в Дом - но мы бессильны против Зла за пределами Дома. Недаром мы
ждали тебя, - сказала она. - Ты - единственный, кто может его победить.
Пойдем, - сказала она, и горячей легкой рукой сжала мою ладонь. - Если ты
и есть тот, кого мы ждем, для тебя зазвучит Оракул Ночи, и мы узнаем свою
судьбу!
И она повела меня вниз, все вниз и вниз, по бесконечной лестнице из
гладкого камня. Я насчитал две сотни ступеней, а потом перестал считать.
Здесь стояла тьма, такая глубокая тьма, что в глазах мелькали зеленые
искры.
- Не удивляйся, - тихо сказала жрица. - Здесь святилище Изначальной
Тьмы, той, откуда пришли мы и куда уйдем. Торкас! - сказала она. - В Доме
Матери много Тайн, но нет сокровеннее этой. Немногие могут сюда
спуститься. И не все из немногих могут вернуться в Свет.
И Другой вдруг опять появился во мне. Он ничего не сказал, просто
что-то в нас изменилось.
Лестница кончилась, а мы все шли в темноте, жрица вела меня уверенно,
как при свете. А потом я услышал Голос.
Он был, как шум бегущей воды, как ветер, плачущий среди скал, как
дальний звук боевой трубы. Он родился вкрадчивый, еле слышный, а потом
вдруг обрушился на меня - громом, болью, холодом и огнем.
И снова Другой меня заслонил; он был вокруг, как стена, он все
забрал: огонь и холод, и боль, но голос Тьмы просочился сквозь стену,
такой прекрасный, такой зовущий, он обещал, он упрашивал, он молил, и я не
мог... я пошел за ним.
- Торкас! - отчаянно крикнул Он. - Торкас! Держись! - но я уходил, и
он всей силой своей, всей своей волей не властен был меня задержать.
- Торкас, борись! - молил он, и я попробовал сопротивляться, но я не
мог, голос Ночи был сильнее меня.
- Мама! - позвал я. - Мама! - и мир вокруг зашатался, и что-то
огромное, темное рухнуло на меня...
Рев разъяренного зверя - Безымянный понял, что он один. Черный удар
раскаленной злобы - стены дрогнули и качнулся пол; жрица рухнула на
колени, прижимая ладони к лицу.
Бог бушевал: он больше не защищался, он разил, он рушил, он убивал.
Он был черное пламя, он был средоточие тысяч смертей, он разил прямо в
сердце Великой Тьмы, и она исходила болью от страшных ударов, корчилась,
поддавалась, отступала назад...
Все рухнуло, все погибло, уже ничего не исправить...
- Мать! - воззвала она. - Великая Мать! Смирись! Мать! - взмолилась
она, - смирись, он тебя убьет!
И святилище опустело. Только облако жгучего мрака, только боль...
- А! - сказал бог, - ты жива? Жаль. Ничего, ты скоро подохнешь.
Подыхайте все, - сказал бог. - Не стоит моего мальчика ваш поганый мир...
Он замолчал, он уже уходил, и тогда она закричала.
- Бог! - кричала она. - Великий бог! Смилуйся! Пощади!
Но он только злобно засмеялся в ответ.
Она не сумела встать и поползла за ним.
- Боже! - кричала она, - погоди! Послушай, Мать говорит со мной!
Боже! - кричала она. - Торкас не умер!
И он остановился.
- Бог! Мой великий бог, я не знала, что вас двое, и Изначальная Тьма
разделила вас. Твой сын будет жив, если ты сумеешь уйти!
- Хороший совет! - прорычал он. - Чтобы уйти, я должен убить его
тело!
- Нет! - сказала она. - Нет! Послушай, - сказала она, - я не знаю,
что это значит. Слова лишь приходят ко мне, и я повторяю их. Мера за меру,
- сказала она. - Мир спасенный за мир убитый. Ты - свой судья и палач,
отдай же свой долг и отпусти себя на свободу. Ты получишь свободу, -
сказала она, - а сын твой получит жизнь.
Он вдруг оказался рядом, схватил ее за плечо и поднял с земли, как
обрывок ткани.
- Гляди в глаза! - приказал он, и она ответила с жалкой улыбкой:
- Я не вижу тебя.
- Я тебя вижу, - сказал он угрюмо, и черное пламя коснулось ее.
Тяжелая, душная, темная сила сдавила ее, как огромный кулак.
И отпустила.
Бог ушел.
Была беспросветная ночь, когда он вышел из храма. Он не думал, что
это длилось так долго. У Вечности нет часов.
Он шел один... один... один... только он, и одиночество было страшнее
всякой боли. Века одиночества - и коротенький миг теплоты. Лучше бы сотня
смертей, чем эта потеря. Это я виноват, подумал он горько, это я его
погубил...
Он шел - и боль бушевала в нем. Дурак, я думал, что боль мне уже не
страшна. Я просто забыл, что есть и другая боль. Боль вины, боль потери,
боль последней разлуки... Я его потерял, горько подумал он. Даже если
старуха не врет, я никогда его не услышу. Никогда мы не будем вместе -
только я или только он...
Он заставил себя остановиться. Он не мог одолеть эту боль. Он просто
стоял и ждал, когда она чуть притупится, пока можно будет терпеть. И когда
стало чуточку легче, он сказал себе:
- Ладно! Пускай это будет он. Я заплачу свою цену.
Он помедлил, невольно всматриваясь в себя, безнадежно на что-то
надеясь. Всей тоской своей, всей болью своей потери он пытался пробиться
туда, где скрыт от него Торкас. И на миг ему почудился отзвук! Словно
что-то вздрогнуло рядом, словно кто-то шепнул:
- Иду!
Он невесело усмехнулся, потому что это обман. Шуточки неуемной
надежды. Он один - и теперь навсегда...

Она вырвалась из ужасов сна и лежала с мучительно бьющимся сердцем.
Горячая духота наполняла спальню, густая и черная, совсем, как ее страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25