4. ВАСТАС
Лет десять, как он перестал ночевать в _р_а_о_л_и_. С тех пор, как
начались страшные ночи. Слишком долго его вызывать из раоли, не то, что из
комнат в Верхней башне.
А, может быть, вовсе не в этом дело. Жены его стареют, как и он сам,
а _О_н_а_, та, которую он так поспешно назвал сестрою, та, между которой и
им только его честь и его слово...
Даже горечи нет в мимолетной мысли, как нет в нем сейчас волнения
плоти. Он сидит, высокий, все еще сильный; лишь седина облепила виски и
морщины легли возле губ.
Жалкий огонь светильника корчится на столе, никнет и мается в
тягостной духоте. Не хочется думать о раскаленной постели. Не хочется
думать о том, что бродит вокруг. С тех пор, как наш край запрудили ночные
твари, Такема в осаде каждую ночь. Пока мы заставили их присмиреть. В
последнюю вылазку Торкас не дурно их проучил...
И чуть раздвинулись угрюмые складки у губ, чуть смягчился
пронзительный взор. Торкас - не дитя моих чресел, но дитя души моей, сын
бога - и все-таки он мой. Он будет великим воином, и пусть иссякнет мой
род, но не иссякнет слава Такемы...
Торкас... Все мысли о нем, и Вастас не вздрогнул, когда сам Торкас
вдруг встал на пороге.
- Что случилось? - спросил он. - Тревога?
- Нет отец.
И непонятное беспокойство: слишком мягко он это сказал. Торкас -
суровый не по годам, он умеет таить свои чувства...
- Отец, - сказал Торкас и встал перед ним, и огромная черная тень
потянулась под кровлю. - Я хочу тебя спросить.
- Что? - спросил он угрюмо. Неужели это свершилось? Неужели бог
отнимет его?
- Я уже кое-что знаю, - сказал Торкас. Он дождался кивка и сел, и
печальный огонь лампадки ярко вспыхнул в его глазах. - Я спросил у матери.
- Аэна - мудрая женщина, - грустно ответил Вастас. - Если она сказала
- значит пора.
- Мой отец - ты, - сказал Торкас. - Ты меня вырастил и воспитал. Тот
другой - только имя. Но все равно я хочу узнать...
Мгновенная ярость: я не позволю тебе ожить! И твердая горечь: я уроню
себя, если солгу. Бесчестно соперничать с мертвецом, а превыше чести нет
ничего.
- Это не только имя, - ответил он. - Это было последней нашей
надеждой... или предпоследней, мне этого знать не дано.
- Он сделал мать несчастной!
Да! Подумал он яростно, и я его ненавижу! Но ответил честно, как
подобает мужчине:
- Его просто убили, Торкас. Не думаю, чтобы он желал ей такой судьбы.
- Так кто он был: человек или бог?
- Человек, но его сделали богом. Погоди, Торкас, - сказал он устало,
- давай я расскажу тебе все. Я видел Энраса дважды, - сказал он, - но не
мог с ним говорить, потому что был в Ланнеране тайно.
- Почему? - спросил удивленный Таркас.
Он прикрыл глаза, сжал и разжал кулаки. Можно сказать: это мое дело.
Можно солгать. Но не зачем открывать рот, чтобы сказать пол правды. И
нельзя себя унижать, замарав ложью язык.
- Род Вастасов кончался на мне, - сказал он хрипло. - Я говорил с
В_е_д_а_ю_щ_и_м_ и вопрошал _О_т_в_е_ч_а_ю_щ_и_х_, но имя свое я не назвал
никому. Ланнеран полон жадных ушей и грязных ртов. Или я должен потешать
ланнеранскую чернь своею бедою?
- Прости, отец.
- Я закрыл лицо, но не закрыл ни глаз, ни ушей. Я видел как бурлит
Ланнеран от вестей, принесенных Энрасом из Рансалы. Это были страшные
вести, и я не знал, должен ли я им верить. Все, что я слышал, я слышал из
третьих ртов, а рты в Ланнеране лгут. Суть этих слухов: Энрас вышел в море
и встретил Белую Смерть. Белая Смерть уже сожрала все земли южнее Эфана и
теперь подбирается к нам. Все мы обречены на гибель, но Энрас, кажется,
знает путь к спасению. Правдой было одно: Энрас принят с великим почетом и
Соправитель Лодас отдал ему дочь.
Меня это встревожило, Торкас. Род Ранасов не любили в Ланнеране. Они
- бродяги и храбрецы, и городу трусов они непонятны. Коль Ланнеран готов
породнится с Рансалой, значит, беда действительно велика.
Я захотел увидеть Энраса - и увидел. Я не мог с ним говорить, но я
слушал, что он говорит другим. И я понял: с чем бы он не пришел - это не
сказки.
- Не все сторонятся лжи, отец!
- Он не нуждался в лжи. Телом он был могуч, лицом приятен, нравом
спокоен и разумен речью. Я решил, что задержусь в Ланнеране, чтобы
спросить его самого.
- Ну?
Он покачал головой.
- Не прошло и двух дней, как грянула новая весть. Энрас в руках
блюстителей и будет казнен. Лодас сам выдал зятя Черным.
- Ну? - опять хрипло выдохнул Торкас.
Он не весело усмехнулся.
- Ланнеран обезумел, сынок. Уши слышали, а языки разнесли то, что
Энрас сказал Лодасу, когда его уводили. "Несчастный, - сказал он будто бы,
- теперь ты всех погубил." Эти трусы мычали от страха и ждали казни, но
никто не посмел напасть на тюрьму. - Поглядел на Торкаса и сказал угрюмо.
- Со мной было десять воинов, Торкас, Такема не может воевать с
Ланнераном.
- И ты дождался конца?
- Да, - ответил он так же жестоко. - Я хотел узнать и узнал.
- Что?
- Мир погибнет, - сказал он просто. - Я сам видел, ка Энрас сделался
богом. Пока он был человеком, он был снисходителен к людям, а теперь он их
презирал. Он смеялся над ними, когда уходил. Он дал убить свое смертное
тело, глумясь над теми, что сами сгубили себя.
- А мать?
- Один из моих людей заметил ее в толпе. Я не думал ее забирать.
Хотел найти ей укромный дом и женщину, чтобы за ней ходила. Но когда к ней
вернулся разум и она сказала, что носит дитя... Нет, - сказал он, - я не
солгу: не ради нее и не ради ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25