еще
один узел развязан, осталось совсем чуть-чуть...
Сильные руки сняли ее с пьедестала. Он пробился ко мне, мой мальчик,
мой бог. Мой! Не сын мой, не муж мой - но мой...
- Торкас! - воскликнул Вастас и сжал его руку. Взглянул в лицо - и
тоскливо отвел глаза. Правда ли, что в страшном взгляде бога мелькнула
жалость?
Рослый болорец проталкивался к ним. Он был один - и толпа его
пропустила.
- Ронф! - сказал Безымянный. - Я рад тебя видеть! Признаешь ли ты
моего отца?
- Мы разделили хлеб, - сказал болорец. - Я не враг ни тебе, ни твоей
семье.
- Сними повязку, отец! - приказал Другой, и Вастас, помедлив,
выполнил приказание. Тревожный шорох - и короткий вздох облегчения, когда
болорец в ответ обнажил лицо.
- Я Ронф, сын Тарда, - сказал болорец. - Я узнал тебя, хозяин Такемы.
Не мне решать, чем закончится наша вражда, но в Ланнеране мы с тобой не
враги.
- Ты говоришь за всех? - спросил его Вастас. - С кем будут коричневые
плащи?
- Я присягал Ланнерану, - ответил Ронф. - Если Ланнеран пойдет против
черных, болорцы пойдут за ним.
- Ладно, - сказал бог, - тогда за работу!
- Нет! - Вастас поднял руку, и голос его, суровый и властный,
перекрыл все голоса и заставил смолкнуть толпу. - Забери мать и уведи в
безопасное место. Теперь это дело не твое и не ее. Мы - люди, - сказал он,
- мы сами искупим вину и сами заслужим право на жизнь!
И еще один узел развязан...

11. СВОБОДА
Все дальше уходила она от живых, и вокруг нее было теперь лишь
неживое. В Дом Ранасов привел он ее, в давно ушедшие годы. Ее встретили
Ранасы, они улыбались ей, и она улыбалась им, хоть Ранасов нет на свете.
Только сладкие, горькие воспоминанья...
Никому Он не дал с ней говорить. В тихой комнате оказалась она; там
на стенах цвела и печалилась роспись: чистая зелень, веселая синева,
золотые плоды, голубые воды...
- Я уйду отсюда, - сказала она себе. - Здесь душе моей не будет так
одиноко...
- Аэна! - позвал ее бог. Он принес еду и питье, но ей уже ничего не
надо.
- Подкрепись, - приказал он, - и я расскажу тебе все. Он не умер,
Аэна!
Долго-долго глядела она на него - на родное лицо и чужие глаза, где
угрюмая горькая сила и безжалостная доброта, но не ложь, нет, он не
жесток, он не стал бы ее терзать бесполезной надеждой.
- Ешь! - велел он, и она немного поела.
- Пей! - велел он, и она отпила из кубка вина.
- Я попал в ловушку, - сказал он, - в Святилище Тьмы. В вашем мире
полно флуктуаций, - сказал он, - надо же было нам туда угодить! - он ходил
по комнате - страшный, легкий, полный темной упругой силой, и она
безмолвно следила за ним. - Торкас во мне, - сказал он, - но одновременно
быть мы не можем - или он, или я. Я должен уйти, - сказал он, - и я уйду.
Я еще не знаю, как это сделать, но я уйду - и он будет жив.
- Великий, - сказала она, провожая его глазами, - ты знаешь сон про
огненное кольцо?
И он обернулся.
- Много раз ты отбрасывал меня в темноту, и оно сжигало тебя. Я
больше так не хочу.
- Девочка! - сказал он, и голос его был мягок, и спокойная твердая
нежность была в глазах: - Что ты тревожишься о пустяках! Я столько раз уже
умирал, что для меня это плевое дело. Трудность не в том, - сказал он, -
мне нельзя умереть, потому что Торкас тоже умрет. Мне надо просто уйти, а
это противоречит... Ладно! - сказал он. - Потерпи. Думаю, что сумею.
- Великий! - сказала она сердито. - Я не умею лукавить и говорю
только то, что хочу сказать. Я хочу, чтобы Торкас был жив! - сказала она.
- Если он умер - умру и я. Но ты не обязан умирать за него. Довольно того,
что ты сделал для Энраса, когда избавил его от позора и мук. Пусть будет,
как есть, - сказала она, - ты останешься - мы уйдем.
- Глупости! - сказал он. - Никто мне не должен. Аэна, - сказал он, -
ты что, не любишь сына? Разве мать смеет так говорить?
- Да! - сказала она. - Я - плохая мать! С той ночи, когда ты впервые
ко мне пришел и назвал его имя, я знала, что он обречен. И я согласилась,
- сказала она. - Я зажгла для тебя огонь и служила ему. Молитвой и огнем я
тебя привязала, чтобы ты не покинул нас. Да, я плохая мать! - сказала она.
- Это я погубила Торкаса, а не ты. Это я определила его судьбу. Я знала,
что ты однажды проснешься, - и Торкас умрет, но потом ты сделаешь то, что
не сделал Энрас: спасешь всех живущих и детей их детей. И поэтому я
говорю: пусть будет, как есть. Я умру...
Он засмеялся. Не разгневался, а засмеялся и взял ее руку в свои.
- Малышка! - сказал он, - ты почти угадала. Погоди, - сказал он, - я
тебе все объясню. - Он легко перенес из угла тяжелое кресло и сел напротив
- глаза в глаза. - Мне плохо с тех пор, как Торкас заснул, - сказал он
угрюмо. - Верь или нет, но я его полюбил, и он тоже ко мне привязался -
слегка. Если б не Торкас, я дал бы себя убить - это было мне все равно. А
теперь я прожил так долго, что кое-что о себе вспомнил. И теперь я знаю,
чего хочу. Я хочу свободы, - сказал он. - Уйти насовсем. Не рождаться и не
умирать. Заплачу свой последний долг...
- Кому?
- Себе, - сказал он с усмешкой. - Понимаешь, девочка, я сам не знаю,
что я такое. Когда-то я жил, но это было давно, и я ничего об этом не
помню. Я помню только, что я уничтожил свой мир. Мы многое знали и умели
больше, чем надо. Нет, - сказал он, - никто меня не судил. Я сам осудил
себя на многие сотни смертей. Довольно глупое наказание, ведь я не помнил,
за что осужден. А теперь вспомнил - и мне надоело. Я хочу расплатиться и
уйти. Мир за мир, - сказал он, - и хватит! Так что не мучай себя, а просто
жди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25