— Да, но вот этим. А то… — Я кивком головы указал на сцену, где синхронно двигались танцоры, исполняя прилюдно такой интимный, не для широкой публики акт. — Разве это искусство? — Некоторые из зрителей уже стояли на коленях, будто молились, а одна женщина даже положила голову на сцену, где качались тени танцоров. — Я не знаю, какого черта это вообще происходит!
Шрехт кивнула, наблюдая за парочкой.
— Дома у нас тоже происходит нечто подобное. Женщины-охотники поднимаются на сцену с небольшим жертвенным животным и убивают его, затем поедают. Некоторых это очень возбуждает.
— А тебя?
Хруфф пожала плечами:
— Думаю, — нет. Раньше, когда я была совсем юной, другое дело.
Воспитание сородичей Шрехт в корне отличалось от нашего, хотя до нас доходили лишь слухи, и то в общих чертах. Представители мужского пола, как мне известно, были неразумны и являлись, в лучшем случае, предметом домашнего обихода, вещью, собственностью, а в худшем — животными, которых пасет специально обученный пастух. В определенное время мужские особи забираются и используются по назначению. Женщины-амазонки расы хруффов не взяли своих мужчин к звездам, и все наемники легионов спагов, принадлежащие к этому виду, дали обет безбрачия. Думаю, не навсегда, а лишь на время службы.
Вполне возможно, что периодически они направляются на родную планету для размножения, но я не уверен. Ни Шрехт, ни один знакомый хруфф никогда не говорил об этом, ло крайней мере заинтересованно и увлеченно.
Моя компаньонка участливо спросила:
— Ты уже поел? Думаю, мы оба можем здесь подкрепиться.
Я кивнул, сделав знак официанту. На сцене танцоры, тяжело дыша, исходили потом, а толпа молча ждала продолжения.
* * *
Мое первое впечатление от Земли, не виденной более двадцати лет, было подобно сильному удару.
Из космоса она казалась обычной обитаемой планетой, очень отдаленно напоминающей тот мир, что я покинул много лет назад. С тех пор я побывал на стольких планетах, похожих на нее, что сбился со счета, и мои воспоминания стерлись.
Сейчас, стоя у трапа, я полной грудью вдыхал позабытый воздух родины, такой знакомый, до боли родной, что не замечал чужеродных примесей. Взору открывался вымощенный черным камнем космодром, широкая гладкая взлетно-посадочная площадка, серое гранитное здание космопорта.
Что-то неприятное, болезненное впивалось в сознание. Покалеченные башни и здания разрушенного города резко контрастировали с новыми зданиями возрожденного города и зелеными островками леса, которых не было раньше и которые мне уже давно не доводилось видеть. А над всем этим сияло необычным персиковым и золотисто-коричневым цветом небо — как раз начинался восход солнца.
Скоро появится оно, дневное светило-божество, к которому привычны мои глаза, ведь я рожден для жизни под этой звездой.
Шрехт, нависая надо мной, произнесла:
— Каждое возвращение домой — это волнующее событие. Тот, кто не уезжал никуда, не узнает радости возвращения. — Не знаю, каким образом ей удалось заставить звучать транслятор спокойно, задумчиво, е определенной толикой уважения.
Я смог только кивнуть и, сняв трубку своего радиотелефона, проговорил:
— Номер 10х 9760 ч прибыл на Землю.
Послышались негромкие звуки — такие же мне приходилось слышать и на Боромилите, и бесполый нежный голос произнес:
— 4у 1028 ч, связь установлена, вы включены в сеть.
Где-то рядом находится мир, который я оставил; люди, семья, о существовании которой я знаю; друзья, которые были бы у меня, если бы я остался здесь. Пустота, подобная отрицательным зарядам в управляющей сети, несуществующие люди, может быть, мои дети, которые могли появиться у меня, останься я с Алике. Мое воображение рисовало мне смесь девушки, которой она была тогда, и женщины, в которую она превратилась. Прибыли портовые рабочие, и началась разгрузка: тащили по трапу контейнеры, кричали до хрипоты наблюдатели, раздраженные человеческие голоса перемежались с тонким щебетанием боромилитян.
Под эту какофонию мы прошли к главному залатанному зданию, где выбоины в граните были заделаны цементом. На их месте, как мне помнится, раньше зияли громадные дыры и трещины.
Мы шли, и косые лучи золотого солнца освещали нас, и в тот момент чувство, похожее на радость, заполнило меня. «Волнующее событие» — так, кажется, определила мои ощущения Шрехт.
Внутреннее убранство здания со дня моего отъезда поздней весной 2154 года мало изменилось. Конечно, кое-какие новшества имелись. Каменный потолок, изображающий звездное, небо, кое-где начал осыпаться; на Млечном пути виднелись старые и свежие порезы и разрывы; качаясь от порывов ветра, свисала оторванная часть созвездия Ориона, в любую минуту готовая упасть.
Выложенный мозаикой, изображающий историю космических путешествий пол выглядел достаточно износившимся, старым и выбитым. С трудом можно было различить лицо Юрия Гагарина, а вот черты командира крыла Дерека Макдонафа, что возглавлял «Ларраби», протаранивший разведывательный корабль господина, казавшиеся высеченными резцом ваятеля, были изуродованы до неузнаваемости.
Неужели господа приказали сделать это? Нет, не думаю, что их… чувства, если только можно применить относительно машин это слово, распространяются так далеко. Хруффы? Нет, я так не считаю, они гордятся нами: мы почти разгромили их.
Скорее всего, это дело рук вандалов. Здесь и там, на площадке терминалов космопорта, можно было видеть землян и представителей других планет. В углу, храня молчание, аккуратно расположились поппиты; недалеко от них находилось несколько существ, похожи на росомах, покрытых чем-то вроде мха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121