Мне нравилась эта ночь, наполненная полузабытыми мечтами и снами. Пробуждение тоже к числу неприятных нельзя было отнести: Алике повернулась в моих руках и прижалась ближе, бормоча что-то вроде «как приятно проснуться в твоих объятиях, ощутить тебя рядом и понять, что это не сон».
Потом действительность, горькая и суровая, вступила в свои права — она вопрошающе посмотрела на меня своими серьезными глазами:
— Ну, скажи, что ты решил, Ати. Думал ли ты об этом?
Последовала продолжительная пауза. Наконец мне надоело мучить свою подругу:
— Не знаю, смогу ли я чем-нибудь помочь твоим лесным друзьям, Алике. Не знаю, верю ли я в мечту Дэви. Многие пытались осуществить ее, воплотить в жизнь, но сама понимаешь, к чему это привело.
В ее глазах появилось сожаление, сменившее страх: — Но…
Протянув руку, я дотронулся до колена женщины.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, Алике, тебе и моим старым друзьям, научить вас всему, что знаю и умею. И подумать обо всем остальном. — Трудно произносить такие слова, будучи уверенным в их фальши.
Женщина подалась вперед, и моя рука оказалась на ее бедре, дотронулась до интимного места. Она обняла меня, прижав лицо к моей шее:
— Я знала, что ты приедешь и будешь с нами, Ати, я знала…
* * *
Дэви сиял от счастья и от переполнявших его надежд. Стоуншэдоу казалась задумчивой и серьезной, обмениваясь со своим партнером ничего не выражавшим взглядом. Марш был задумчив и молчалив. Вчера за ужином он накачался пивом и, вероятно, сегодня его мучило похмелье.
Все остальные возбужденно переговаривались, смеялись. Предметом их веселья являлся я: «Наемник с нами, научит нас бороться, чтобы снова стать свободными».
Большинство этих людей до Вторжения были малышами, а некоторые и вовсе еще не родились.
Поэтому они не помнят, как раньше жил мир людей, и рассказы стариков о нем для них, словно сказка для малышей.
— Я сделаю все, что смогу, обучу пользоваться имеющимся у вас оружием, основам тактики. Эти знания немного помогут вам выжить, ну хотя бы на первых порах, — заявил я.
Марш впервые серьезно взглянул на меня. Вполне возможно, что он понял, о чем я говорю.
— Я не знаю всего остального и не могу ни в чем быть уверенным, Дэви. Поживем-увидим…
Мейс все так же смотрел в небо, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Может, размышлял по поводу того, выступим ли мы в открытую с таким устаревшим и неэффективным вооружением. Дэви, радуясь, как ребенок, счастливо смеясь, хлопнул меня по плечу. Мне немедленно захотелось стукнуть его. но я передумал — пустая трата времени.
Я построил повстанцев, раздал ружья. Взяв одно у Дэви, проверил магазин и удостоверился, что там нет ничего, кроме обычных пуль. В небе постоянно кружат наблюдатели, и вспышку из ружья класса X они непременно бы засекли. Если кого и поймают с такими игрушками, то всегда можно отговориться — мол, нашел ящик с оружием, которое решил использовать для охоты. Между прочим, эти штуки и предназначались для охоты. За такой проступок виновнику назначат несколько сотен плетей и пожизненное заключение с отбыванием наказания в какой-нибудь каменоломне, может, пару месяцев он потаскает плуг на полях.
Передернув затвор, я прижал ружье к груди и спросил:
— Видите ту птицу? — Никакой реакции не последовало. — Она на верхушке вон той сосны.
Несколько человек посмотрели в нужном направлении.
— Птица сидит на последней ветке, серая, с белыми полосками на крыльях.
— Пересмешник, — вмешался Марш.
Я взглянул на него:
— Ты видишь ее? — Тот кивнул. — Стоуншэдоу? — Она также кивнула.
Дэви спросил:
— Где? — И посмотрел вверх, прикрывая глаза рукой. Я поднял ружье, прицелился и выстрелил, выбив кусок ветки из-под птицы. От неожиданности пересмешник камнем рухнул вниз, но затем, взмахнув крыльями, выпрямился и полетел. Дэви не скрывал восхищения: — Ого!
Я выстрелил снова, почти не целясь, и птица, упав, исчезла за деревьями.
— Когда вы сможете это сделать, то будете имееть полное право записаться в наемники.
Глаза Дэви округлились.
Стоуншэдоу протрусила ко мне, зажав ружье под мышкой, и уселась рядом, все еще глядя на верхушку дерева. Немного подумав, она сказала: — Меня захватили после сражения с наемниками. Шестеро из восьмидесяти одного бойца остались в живых.
— Сражалась когда-нибудь с хруффами?
Кентавр повернулась и глянула мне в лицо:
— Я ведь жива, не так ли?
Хороший ответ, ничего не скажешь.
На нас внезапно обрушилось послеполуденное солнце, согревая наши спины, когда мы наконец подготовились к выполнению задачи.
Я и Марш стояли рядом с человеком в черном боевом скафандре с опущенным лицевым щитом.
На заднем плане виднелись Дэви и Алике, позади них сидели саанаэ; остальные повстанцы расположились кто где, беззаботно держа в руках ружья. Я глянул на свою тень и отправился осматривать человека в военном облачении. На одном его плече виднелся изящный знак Североамериканской армии Обороны в форме двойной звезды с номером соединения и части. Может, эту форму носил армейский рейнджер, однако на ней не наблюдалось следов участия в каком бы то ни было бою. На левом локтевом сочленении имелась небольшая течь, то есть пятнышко влажного силикона, которому там не место.
Костюм был почти готов к употреблению, когда придет время.
Я взглянул на Марша:
— Ты имеешь чин капрала в сиркарской туземной полиции?
Сузив глаза, он кивнул.
— А в, гм… мятеже?
Под его непроницаемым лицом-маской я сумел разглядеть искорку оживления и озабоченной настороженности — ему удалось понять, к чему я клоню.
Сказались годы работы в полиции и природная сообразительность, которую мы никогда не брали в расчет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121