И это в свою очередь раздражало Кирилла… При Арнольдове она чувствовала себя самостоятельной, не стесненной, мысли и суждения свои высказывала уверенно и твердо: другими словами, она чувствовала себя при Арнольдове так же, как когда-то при Кирилле, будучи шофером Богданова. И все-таки Стеша никак не могла себе представить, что они – вместе с Арнольдовым, вот так же вместе, как они были вместе с Кириллом в ту ночь в лесу у потухшего костра. Она никак не могла себе представить, что вот так же, как когда-то Кирилла, позовет Арнольдова к себе – просто, откровенно, со всей страстью…
– Ну, что ж… не приехал так не приехал. Пусть! – повторяет она.
В старом парке осыпались листья. В старом парке отпотели глухие тропы. В старом парке, неподалеку от домика с башенкой, колхозники расчищают площадку для памятника Степану Огневу.
Вчера Захар Катаев сообщил, что Сергей Петрович Сивашев разослал по всем тракторным станциям, по всем райкомам письмо, в котором рекомендовал переименовать бригады, школы, улицы, дав им имена тех, кто погиб на гражданском фронте или на фронте коллективизации, а то и имена лучших людей колхоза. Захар переименовал бригады: «Бригада имени Николая Пырякина», «Бригада имени Василия Брускова (Шлёнки)», «Бригада имени Никиты Гурьянова». Переименовал и улицы. Бывшая Бурдяшка стала теперь носить название: «Проспект имени Кирилла Ксенофонтовича Ждаркина». Все это вызвало бурю ликования среди колхозников, особенно среди родственников тех, чьими именами называли улицы, проспекты, бригады. Но вот кто-то подал мысль поставить памятник Степану Огневу.
– Денег прислали. Проект прислали. Мастера приехали. Из Наркомзема, – сказал Захар. – А кто выдумал? Я вот сегодня буду звонить Кириллу Сенафонтычу и узнаю.
«Ну, хорошо. Пусть узнает, – думает Стеша и идет дальше. – А я знаю, тому будет не по душе: памятник ставят моему отцу, а не ему», – с раздражением решила она, но когда вошла в избушку и просмотрела газеты, ахнула.
В газете сообщалось, что по предложению Кирилла Ждаркина на заводах начался сбор на постройку памятников. Ставились памятники: на «Брусках» – Степану Огневу, в Полдомасове – Бритову и Алешину. Памятники ставились не только в районе Алая, но и в других районах, которые тоже участвовали в стройке заводов. Это предложение встречено было с большим подъемом, и средства на постройку потекли не только от рабочих, но и от колхозников.
«Вот какой он! Он всегда перескакивает через меня. Только я отбегу вперед, а он скакнет и – впереди меня. Всегда. И я не хочу, не хочу этого. Не хочу и не пойду к нему!»
В эту секунду она повернулась на крик.
Из-под обрыва от Волги несся Кирилл малый.
– Алай! – кричал он. – Алай! Догнать!
За Кириллом малым ковылял щенок.
Как-то на «Бруски» заехали цыгане. У цыган ощенилась овчарка и сдохла. Цыгане понесли по избам щенят, предлагая их менять на молоко. Никто молока за слепых щенят не дал, и цыгане выкинули их в овраг. Там Кирилл малый и подобрал щенка и потом назвал его по имени реки «Алаем». Вскоре он отправился к Захару Катаеву, и между ними произошел такой разговор:
– Захар Вавилыч, – сказал Кирилл малый. – Здравствуй. Как у тебя дела?
– У меня дела славно идут. Кирилл Кириллыч, – ответил Захар. – Чем служить могу?
– Да-а. А скажи мне, Захар Вавилыч, есть нонче сознательные коммунисты?
– А то как же? Без сознательных коммунистов все дела бы вверх тормашками полетели.
– Ты коммунист, и сознательный?
– Ну, ясно, сознательный, – в бороде Захара зашевелилась улыбка.
– Так. Вот что у меня к тебе. – Кирилл малый вскочил на руки к Захару и зашептал: – Молока! Понимаешь? Пришел на ферму и говорю: «Давайте мне молока на армию».
– То есть как же это – на армию?
– А так. В Красной Армии овчарки нужны? Нужны. А у меня Алай. Ну, знаешь, такой еще маленький, а молока хочет… Ему молока надо теплого. Вот подоили корову, и ему – молока…
– А-а-а. Дело говоришь. – Захар позвонил на ферму, чтобы Кириллу малому отпускали парного молока. – Сколько? Это его военная тайна, – говорил он заведующему фермой.
– Чего ты так несешься? – Стеша остановила сына.
– Тебя ищем с Алаем.
– А зачем же так бежишь?
– Я же верхом. Вот не понимает, а большая. Я верхом, а Алай за мной своим ходом. Ну, вот и нашли. На! Тебе от наркома военмора депеша.
Стеша с большим волнением приняла из рук Кирилла малого телеграмму, развернула, прочла и побледнела.
– Что там? – спросил сын, насторожившись. – Читай.
Стеша прочла:
– «Прошу тебя и Кирилку приехать хотя бы на два-три дня. Через несколько дней я должен выехать в Москву. Очевидно получу назначение на Балхашстрой. Кирилл».
8
Или где-то вычитал Кирилл, или кто-то рассказал ему, как однажды Лев Николаевич Толстой занялся сельским хозяйством: он стал разводить племенных коров, собирать удобрение для полей – даже у местного попа вычистил уборную – и все-таки все у него валилось… и, наконец, он махнул на все рукой, сказал:
– Пускай все идет само собой… по воле божьей.
Поутру к нему пришел управляющий. Лев Николаевич в это время висел вниз головой на трапеции.
– Распоряжения какие будут, Лев Николаевич? – спросил управляющий.
– А пусть, Миколушка, все идет… бог – он знает, как и что, – ответил Лев Николаевич.
– Вот простота какая, – пошутил Кирилл, обращаясь к Богданову.
– Да-а, так вести хозяйство – шутя. На бога все свалить, а самому на трапецию и – вниз головой…
Когда Кирилл пришел на строительство, то, по выражению Богданова, «вдунул в дело душу живую». Началось с самого простого. Федунов, секретарь ячейки коксового цеха, когда рылся котлован и шли земляные работы, был незаменим, даже больше – вел работу блестяще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112