Вот волну творчества и надо поднять в народе, тогда отпадет охота копить деньгу, отпадет мечта вернуться «восвояси», люди полюбят завод.
С этой целью Кирилл и взял под особое наблюдение Павла Якунина.
О бригаде Павла Якунина вовсю кричали газеты… И сам Павел уже чуточку присмирел, и Кирилл, подметив это, сказал ему:
– Ты, Павел… только ведь ноготок показал. А в тебе целый клад лежит. Докопайся. В нутро залезь. Вот задача – опрокинуть технические нормы.
И с того часа неотрывно следил за Павлом.
Тяжелее всего было Кириллу с «ушлыми», типа Егора – Куваева. Таких тоже было немало на строительстве. Одиночки-кустари, зазнайки, как деревенские гармонисты, – они приносили с собой производственный анархизм, кичливость и косность.
Егор Куваев уже второй месяц пьянствовал в горах. Он прошел «Шанхай», «Васенин ряд», дольше всего задержался в поселке «Распивочно и на вынос»; тут были и гуленые девки и водочное изобилие. И недавно прослышал, что внизу, на строительной площадке, «геройствует Якунин».
– А-а-а! Знаю я его, знаю. Бывало, все по пятачку складывался на выпивку. Вот пойду-ка я с гор, как пророк, и – под ноготь его, – сказал Егор.
– Смотри, ногти не обломай, – предупредили его.
И в этот день Кирилл записал: «С гор сошел Егор Куваев. Величает себя пророком».
8
Тайны…
Тайны девичьих сердец, юношеских помыслов – что они перед той, какую затаил в себе Павел Якунин? Это она, неожиданно вселившаяся в него, смахнула с его лица смех, вытряхнула веселость, беззаботность, мучает, терзает, доводит до исступления, и иногда он готов обоими кулаками враз грохнуть по своему сооружению, выругаться, как ругается при неудаче отец, и махнуть туда – в горы, развеселить душу, размотать по шинкам грусть несусветную, тряхнуть плясовую в кругу горских парней и разбитных девок.
Но она держит… эта тайна.
Ах, ты-ы! Победить бы ее, подчинить бы себе, как подчиняют наездники диких лошадей, схватить бы ее вот так крепко, сжать, как сжимают пойманного дерзкого ястреба, и перед народом, перед всем миром крикнуть: «Вот она! Держу!»
Да. Младшему Якунину не спалось. Вот уже несколько ночей напролет он возится в углу. Угол в комнате он отгородил от отца, от посторонних глаз, что-то хранит там.
Совсем недавно на строительство приехал русский писатель, проживающий постоянно во Франции. Общественные организации встретили его на вокзале с «помпой», ему устраивали банкеты, водили его по строительству, и он, всматриваясь во все, сомневался, просил показать ему «настоящего ударника». Его подвели к Павлу Якунину. Лицо у писателя вытянутое, особенно губы: точно у ежа; волосы рваные, седоватые, спина сгорблена.
– Скажите, товарищ Якунин, – спросил он, – что вами руководит в работе?
Павел растерялся, что-то пролепетал и умоляюще посмотрел на Кирилла Ждаркина.
– Ну, скажи, Паша… скажи, – ободрил Кирилл.
– Построить социализм, – ответил Павел, глядя себе в ноги. – И еще, – он заторопился, увидав искривленную улыбку на лице писателя, – и еще – быть достойной сменой большевиков.
– Но ведь и милиционер строит социализм! – с досадой сказал писатель.
– Это так, – согласился оскорбленный поведением писателя Павел, – и милиционер социализм строит. И в газетах так пишут…
…Читая газеты, Павлу иногда хотелось крикнуть: «Тайна! Тайна, черти полосатые! Вот что терзает!» – И он из ночи в ночь возился у себя в углу.
Он из чурок понаделал восемьдесят шесть моделей – конусов, рогулек, завитушек, кубиков, сняв формы с тех кирпичей, из которых складывались коксовые печи, и клал в углу миниатюрную печь. Клал, перекладывал, иногда со злобой спихивал кладку ногой, с остервенением отворачивался, решая оставить всю эту затею. В самом деле, чего еще Павлу надо? Соревнуясь с бригадой Шкунова, с опытными мастерами кладки, бригада Павла Якунина побила их, вырвала у них из рук первенство. А ведь в бригаде отца, старшего Якунина, все – опытные каменщики, у Павла же – молодежь. Что еще надо? Слава есть, почет есть. Теперь бы только ходить с Наташей в кино или в театр. Ведь недавно на строительство приехала труппа артистов из Москвы. Говорят, здорово «разыгрывают». А то – в лес, в горы. Павел любит горы, и Наташа любит горы… А тут еще этот приехал – писатель с вытянутым, как у ежа, лицом, «Что руководит вами в работе?» Вот еще – хренок… И Павел снова кидался в угол, собирал рассыпанные деревянные модели, понимая одно, что он не в силах оставить эту «затею». Иногда он приглашал Наташу, и та обслуживала его, то как подавальщица кирпича, то как помощница каменщика, а Павел проверял кладку по часам, по минутам, по секундам… И вот вдруг, неожиданно раскрылась тайна.
– Ого! – воскликнул он и перепугался, сочтя все это за сон. Он даже ущипнул себя и, когда убедился, что не спит, тихо рассмеялся: все было так просто и так ясно, что и думать и мучиться над этим вовсе бы не стоило. «Смешно, – подумал он, – чудно».
Сегодня он совсем не спал. Вечером к нему зашла Наташа, но она сразу же сказала ему:
– Пашенька, устала. Голова клонится, и ноженьки дрожат: торф брала на штурм, – и улыбнулась тепло, так, как улыбается молодая мать.
– А я вот штурм опрокинул, – зашептал Павел. – Штурм – что? Это значит: горбом. Нынче горбом, завтра горбом… А потом горб лопнет. А надо умом. Сноровкой.
– А я все-таки уйду от твоей сноровки в барак. – Наташа жила в бараке вместе с девушками-торфушками и с нетерпением ждала, когда Павлу и ей отведут отдельную комнату в одном из каменных домов строящегося города.
– Нет, сегодня ты тут до утра побудь.
– Да ведь голова-то валится.
– Тогда ты вот что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112