– Скупой?
– А он упорный, – подчеркнул Сивашев.
– И то и другое хорошо. Крестьяне, например, наши… – И Сталин заговорил о крестьянах, причем ни разу крестьянина не назвал мужиком, но в разговор то и дело вставлял народные слова, совсем не стесняясь употреблять их так, как употребляют их сами крестьяне. Слова эти были яркие, меткие, но подчас весьма ядреные.
– А вы вот на свадьбах у крестьян гуляете? – неожиданно спросил он Кирилла.
– Нет.
– Почему?
– Да ведь за это…
– Зря. Надо быть ближе к народу… с народом. Гуляйте на свадьбах. Ума, конечно, не пропивайте… – Сталин чуточку подождал, и глаза его снова глянули куда-то мимо – мимо Кирилла, мимо Сивашева, мимо кремлевских стен – куда-то далеко в пространство, и разом вспыхнули, ожили, «вернулись обратно». – Вот есть такая сказка – легенда про древнего богатыря Антея. Не читали? Почитайте. Каждый раз, когда этому Антею в борьбе с противником приходилось туго, он прикасался к груди своей матери Земли и снова набирался сил и становился непобедимым. И только Геркулес, – Сталин возвысил голос и вскинул руки вверх, как бы поднимая кого-то, – и только Геркулес, оторвав Антея от Земли – от матери, в воздухе задушил его… А наша мать – народ. – Это было сказано сильно, взволнованно, и Сталин как бы распахнулся, впервые открыл себя всего, но тут же снова движения рук у него стали плавные, чуть-чуть косые – скупые.
«О-о-о, вон он какой! – воскликнул Кирилл про себя. И то ощущение недосягаемости Сталина, которое вначале так было сковало Кирилла, молниеносно исчезло, и он увидел перед собой другого Сталина: Сталина, которого он знал по борьбе с врагами партии, по фронту. – Наш ты… наш… кровей наших!» – хотел было он сказать, но слова показались ему слишком громкими, и он заговорил о другом, заговорил о своем дяде Никите Гурьянове, чтобы иллюстрировать только что высказанную мысль Сталина. о народе. Кирилл рассказал про путешествие Никиты Гурьянова в поисках «страны Муравии, где нет коллективизации», и закончил рассказ выражением самого же Никиты:
– «Живучи на веку, повертишься и на сиделке и на боку».
– Как? Как? – Сталин вдруг захохотал. – Живучи на веку… Как? – и, не переставая хохотать – громко, раскатисто, – заходил по кабинету, то и дело повторяя: – Живучи на веку… живучи. Вот! Слыхал, Сергей Петрович? – и поднял палец кверху. – Вот она – крестьянская диалектика. И живет теперь в колхозе – этот самый дядя Никита?
– Да. Живет… и работает. Говорит, радость новую нашел и «душа на место встала».
– Душа на место стала? – Сталин чуть вскинул голову и искоса посмотрел куда-то в сторону. – Это хорошо. Душа на место… это хорошо. У крестьянина никогда душа на месте не была: страх не давал ей покоя… Но вы особенно не утешайтесь: дядя ваш еще может показать себя.
– Оно, конечно, – согласился Кирилл, поняв, что слишком похвалился перед Сталиным.
– Ну, вот видите, – мягко упрекнул Сталин. – Впереди у нас еще много дел. – Он подвинул к себе докладную записку Кирилла и стал ее читать. Читая, он натолкнулся на слово «ляпус» и тут же поправил его, написал: «ляпсус». – Ваша машинистка из ляпсуса сделала новый ляпсус, – и посмотрел на Кирилла. – А скажите, это… – он ткнул в записку карандашом, – только ваши думы или и думы народа?
– И народа, товарищ Сталин.
– Правду говоришь?
– У меня язык не повернется, чтоб сказать вам неправду.
– Хо-орошо-о. Очень хо-орошо-о. Талантливые люди в нашей стране разгибают спины…
Что еще тогда было? Да, вот что. Наступила длинная пауза. Сталин долго смотрел в окно на Кремль, Сергей Петрович уткнулся в папку с бумагами, а Кирилл неотрывно рассматривал фиалки во флакончике, совсем не понимая, как и зачем они сюда попали. Впрочем, он об этом вовсе и не думал, он думал о другом: фиалки напомнили ему широкобуераковские поля, леса, народ… и перед ним снова встал Антей… И Сталин со вскинутой рукой и его слова: «И только Геркулес… оторвав Антея от Земли – от матери…»
– На фиалки смотришь? – прервал его думы Сталин.
– Да.
– Дочка прислала. Она у меня командир. Командует. Придешь домой, а она командует: «Давай кино… и никаких гвоздей». – «Как, говорю, «никаких гвоздей»? Нам гвозди нужны… мы строим. А ты – «никаких гвоздей». – «Без лишних слов, товарищ Сталин, говорит. Садись. Крутить кино будем». Ну, ладно, валяй командуй. – Сталин снова посмотрел куда-то в пространство и спросил Кирилла: – А у вас дети есть?
– Да как же, как же… Аннушка.
– Дочка, значит?
– Она, конечно, дочка… но отец другой. Но, – Кирилл развел руки, – но дочка, конечно. Люблю. Но у меня еще сын был от прежней.
– А-а-а, стало быть, меняла?
– Да нет, а так как-то несподручно выходило.
– Я не обвиняю. Но нам и тут надо подумать и создать такую семью, чтобы мы гордиться ею могли.
«Вот мы со Стешкой такую и создадим!» – хотел было сказать Кирилл, но спохватился, решив, что это будет неуместным хвастовством, и снова заговорил о том, что Сергей Петрович не дает денег. А потом уже пойял, что об этом во второй раз не надо было упоминать, что если Сталин обошел молчанием этот вопрос, стало быть он вполне согласен с Сергеем Петровичем. И тут спохватился Кирилл, но было уже поздно: глаза Сталина вдруг посуровели.
– Денег? – сухо проговорил он. – Все требуют денег… Денег, денег, денег… и все круглые цифры. Вот у вас в записке – сто пятьдесят тысяч, триста тысяч, двести тысяч. Батюшки! Тут еще – шестьсот тысяч. Все круглые цифры. Что ж, вы думаете, мы тут не разбираемся?
– Да нет, что вы, – растерянно пролепетал Кирилл.
– Страна, дескать, большая, денег много. Что им – валяй… – Но, увидав, как ошарашивающе подействовали его слова на Кирилла, Сталин заговорил мягче:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112