Посмотри там, чем дышут. Через кого дороги…
– Да ты что, Дмитрич? – раскрыл глаза Шкотов и приподнялся на стуле. – Они же расколют меня. У них запросы знаешь какие? Протас в гости рассчитывает через меня ходить…
– Куда? – спросил Шаповалов весело.
– Не знаю куда, – тараторил Шкотов, которому было не до веселья. – Походу к тёлке к этой, я так мыслю. Если не в хату, то в стакане где-нибудь словиться захочет, вот посмотришь. Переведи, Дмитрич. Смерти моей хочешь?
– Да не плач, Серёга, – хлопнул его по плечу опер, – в гости – это не проблема. Раз-два в месяц можно устроить ему встречу. Посиди там, понюхай. Поживёшь зато как человек, – подбадривал он его, провожая из кабинета, – колбаска, икорка, пиво. Давай, давай, не боись.
Передав заключённого Шатрову, Шаповалов решил зайти на всякий случай в спецчасть, посмотреть, какую такую Шеляеву хочет оградить от неприятностей бизнесмен Павел Протасов. А взяв в руки дело заключённой его лицо сразу вытянулось: такая красивая девушка в эту тюрьму попадала впервые. Да ещё и при внимательном изучении дела он прошёл к выводу, что она не из уголовной среды и, возможно, попала сюда по роковой судебной ошибке, какие иногда случались в его практике. Опер очень заинтересовался очаровательной заключённой и решил пока не посвящать Дунаева о просьбе Протасова к смотрящему. Так же он подумал, что нужно будет вызвать заключённую к себе для беседы. Сам себе он говорил, что нужно попробовать разобраться в её деле. Но в глубине души понимал, что увидеть её хочет совсем не за этим. И его холостая тридцатилетняя душа понимала это.
Думая о новой заключённой, Шаповалов сел писать рапорт о результатах встречи авторитетов бизнеса и криминала, пытаясь сосредоточить свои мысли на возможностях смотрящего действительно развалить своё уголовное дело.
* * *
Олег Плетнёв чувствовал себя в отстойнике вольготно, несмотря на все здешние неудобства. Тут он был хозяином над теми, кого закидывали сюда до распределения. Он уже понял, что начальство решило оставить его пока здесь, и пытался устроиться как можно комфортнее. Отобрал у одного из сокамерников постельное бельё, которое тот случайно выудил из сумки, доставая что-то со дна, и застелил выданный ему матрас с подушкой. Также он, пользуясь своей силой, половинил запасы чая и всего съестного у проходящих через «восьмёрку» людей, объясняя им, что они в хату едут, а ему здесь нужнее. Бояться ему здесь было некого, сюда попадали только те, кто сами боялись попасть в общаковую камеру. И синяки от побоев в общем отстойнике не уменьшали его «авторитета» здесь, среди общественников и опущенных. Последних он, конечно, не трогал и не брал у них ничего, заставляя только постоянно чистить парашу, через которую проходила единственная дорога, соединяющая женские хаты и камеры малолеток с остальной тюрьмой. Среди «красной» половины заключённых большинство всё же придерживались понятий, и дорога почти всегда функционировала исправно. Но сейчас в «восьмёрке» царствовал озлобленный на черноту Плетнёв. И когда романтическая часть арестантов слала своим возлюбленным, которых они зачастую даже в глаза не видели, конфеты или какие-нибудь поделки местного ширпотреба, он распаковывал эти груза. И если ему что-то нравилось, забирал себе. Вот и сейчас, когда через какое-то время после вечерней проверки заключённые наладили дорогу между корпусами и с нового корпуса пошли малявы и груза, часть из них предназначалась женщинам и пошла через «восьмёрку».
– Слышь, там прогон идёт с девять один по всем трассовым хатам, – говорил в отстойник голос с соседней камеры, передавая первую партию «почты» с нового корпуса. – Вчера за ночь пять грузов не дошло до один семь, один восемь и до шестёрки…
– Ну, а мы тут при чём?! – крикнул Плетнёв, не дав ничего ответить человеку, находящемуся возле кабуры. – Мы всё отправляем, что через нас проходит!
После недолгого раздумья голос с кабуры сказал:
– Понятно. Ну прогоните там дальше, может в пятёрке там в курсе.
Плетнёв взял груза и, бегло прощупав их, передал их человеку возле параши, который дежурил на трассе.
– Ну, Лупатый, отправляй. И прогони там им, где груза застревают?
Человек с выпученными от природы глазами, за что и получил кличку Лупатый, молча отправил всю почту, упаковав её в целлофановый пакет. Ни он, ни ещё двое их сокамерников не знали о вчерашних махинациях Плетнёва с грузами. Они только сегодня пришли этапом, а двоих вчерашних свидетелей этого днём раскидали по хатам. Поэтому Лупатый добросовестно сделал прогон на уже женскую камеру, следующую дальше по трассе.
Пока в женских камерах разбирались, где могли застопориться вчерашние груза, Лупатый заварил чай и заискивающе позвал Плетнёва.
– Олег, как насчёт купца?
– А конфеты есть? – спросил Плетнёв, не пьющий крепкий чай без сладкого.
– Да, вот, – Лупатый достал несколько конфет. Он прекрасно знал, что у Плетнёва у самого есть и конфеты и даже щербет. Но он прекрасно осознавал его силу и положение здесь, а потому даже обрадовался, когда тот согласился попить с ним чаю, и начал рассказывать за чаепитием всякие вольные небылицы.
Тем временем с нового корпуса пришёл ещё один груз с «почтой» и соседи передали её через кабуру.
– Смотрите, там стрём идёт, – раздался голос соседского трассового. – Ну что там с прогоном насчёт грузов? Ответ был от девок?
– Пока нет, щас спросим, – ответил Лупатый и пошёл на парашу вызвать женскую камеру. – Пятёрка!
– Да-да, подожди, – сразу отозвался оттуда женский голос, как будто там только сидели и ждали этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114