Она наряжена чем-то вроде большого письменного стола с двумя ящиками в районе живота и столешницей под самым подбородком, которую она поддерживает руками. Ко дну одного из ящиков приклеена Библия, а к столешнице очки.
– Угадай, кто я! – вопит она мне в самое ухо.
– Я не знаю.
– Что? – взвизгивает женщина.
Я повышаю голос:
– Я сказал, что не знаю!
– Я – роман на одну ночь! Понял? Роман – книга в гостиничной тумбочке! Роман – любовь на одну ночь! Я – роман на одну ночь!
Если ее отпихнуть, она грохнется и поднимет шум, поэтому я просто извиняюсь и в просвет между двумя пончиками ввинчиваюсь в толпу. Окружающие носороги бодают меня в бок, и я кручусь в поисках лазейки. Но тут же попадаю в общество инопланетян с черными глазищами, застывшими и угрожающими. Они тянут ко мне длинные тонкие руки со стаканами джин-тоника. С другой стороны – пререкаются, кувыркаются, валятся на пол Эбот и Костелло; Никсон, жалко и высокопарно убеждающий Эйба Линкольна в своей честности; свинья-копилка, набитая долларами…
И Карнотавр. Настоящий, истинный, неподдельный Карнотавр собственной персоной. Весь остальной зал меркнет, будто проваливаясь в некую визуальную пропасть, ибо все огни поворачиваются и упираются в дина, болтающего в отдалении с Мэрилин Монро. Моя первая мысль, что в угаре Хэллоуина кто-то забыл натянуть оболочку, подобно тому как дети, облаченные в человеческую кожу, порой забывают об одежде и голыми выбегают на улицу, тряся на ветру человечьим срамом.
Мои ноги сами собой пересекают зал, и, оказавшись в трех футах от дина, я чувствую его запах – запах апельсинов, запах хлора – ее запах – запах Джудит Макбрайд. Необлаченной и непринужденно болтающей, как будто так в этом мире и положено. Я вполне способен понять непреодолимое влечение, всепоглощающую необходимость освободиться от корсетов, зажимов и ремешков, но не здесь, не сейчас, не перед млекопитающими. Нимало не задумываясь о приличиях и последствиях, я кидаюсь к Джудит и хватаю ее за локоть мускулистой конечности Карнотавра.
– Она сейчас вернется, – объясняю я изумленной Мэрилин, которая, при ближайшем рассмотрении, скорее Марвин, и тащу Джудит в укромный угол, где можно высказать ей все без обиняков. – Что, черт возьми, вы себе позволяете, появляясь в таком виде? Вы что, не в своем уме?
Растерянная Джудит отвечает:
– Кажется, на этот раз, мистер Рубио, придется вас вышвырнуть. – Она поднимает руку – переднюю лапу – в сторону невидимого отсюда охранника, но я на полпути перехватываю ее конечность, сжав пальцы своим кунфуистским захватом.
– Вы не можете… это… это нарушение из нарушений… невероятное… выйти без облачения…
– Сегодня Хэллоуин.
– Плевать на праздник, вы не имеете права рисковать безопасностью только потому, что некоторые млекопитающие строят из себя идиотов.
– Уверяю вас, я ничем не рискую.
– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду…
– Но вы не слушаете меня. Это Хэллоуин. Это – просто – костюм. Костюм динозавра. Не более того.
Разжав пальцы, я отпускаю когтистую лапу.
– Этого не может быть. Рот… он движется, когда вы говорите. Все в точности, как… зубы… язык…
Джудит смеется, и костюм Карнотавра покачивается вверх-вниз:
– Я потратила на этот костюм больше, чем вы, возможно, на все свое жилище, мистер Рубио. Надеюсь, вышло реалистично. А что до его возможностей… ну, вам лучше знать.
– Так вы… нарядились?
– Я вас уверяю… я клянусь вам… что надетое на мне – просто костюм динозавра.
Я понижаю голос, хотя здесь и сейчас никто ничему бы не удивился, даже подслушай он ненароком:
– Так вы, выходит, дин, облачившийся человеком, облачившимся дином.
– Что-то вроде этого, – кивает она и в доказательство осторожно отгибает шкуру на поясе, где теперь я замечаю шов. Действительно, там видна бледная плоть «натурального» цвета человеческой оболочки миссис Макбрайд.
– Хороший костюм, – выдавливаю я из себя.
Однако в результате она смеется, а смех ее куда лучше, чем вопль телохранителям швырнуть меня в чашу с пуншем.
– Потанцуем? – спрашивает она и, не дожидаясь ответа, направляется к танцплощадке.
Исполняют фокстрот, и я стараюсь вспомнить движения танца.
– Почту за честь и надеюсь, вы сможете простить меня. – Болтовня за танцем может оказаться превосходным вступлением к последующим моим вопросам.
Все так и происходит: беседуя о погоде, о городе, о безумии этого праздника, мы с Джудит медленно-медленно-быстро-быстро кружим по площадке, и с каждым проходом и поворотом я все больше беру инициативу в свои руки. Она и сама танцует превосходно, чуть напряженно, но на редкость изящно следуя моим движениям. Вскоре я начинаю говорить, не отсчитывая про себя такты, и мы увлекаемся легкомысленной болтовней.
– Вы покончили с вашими изысканиями? – спрашивает она.
– И да, и нет.
– Мне кажется, вы здесь появились потому, что обнаружили нечто совершенно неожиданное. Так вы, сыщики, говорите обычно? Нечто совершенно неожиданное?
– Случается.
– И теперь вы хотите меня о чем-то спросить.
– При первом удобном случае.
– Что ж, мы, похоже, исчерпали темы для светской беседы, так почему бы не перейти к делу. Полагаю, вы уже успели поговорить с этой женщиной, Арчер.
– Да.
– А с остальными из гарема Раймонда?
– Гарема?
– Шокированы? Не стоит.
Я уже выяснил, что Джудит знала о романе мужа с Сарой – это мне открылось сегодня за ужином, – но во сколько же еще интрижек Раймонда она была посвящена?
– Так вам было известно о его увлечениях? – Мы обходим более медленную пару.
– Не сразу, нет. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, но совсем немного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100