Затем, так как барин все еще повторял: «Молчать»,— хотя хрипел от усталости, Трифон крикнул низким, вызывающим голосом:
— А чего мне молчать?.. Не хочу я молчать, и все!.. По какому такому праву ты мне приказываешь?.. Я тебе не слуга!
Мирон Юга ничего уже не видел перед собой, но кая^дое слово крестьянина будто хлестало его по щекам, да так, что в ушах звенело. И он продолжал с тем же бешенством:
— Молчать!.. И убирайся сейчас же с моего двора!.. Убирайся, мерзавец! Сейчас же убирайся, бандит, не то...
Трифон Гужу широко расставил ноги, напружинил колени, чтобы крепче утвердиться на месте, и ответил еще тверже и злее:
— А я, барин, не уберусь! Не желаю убираться!.. Двор-то уж не твой, и у меня нет охоты отсюда убираться, вот так-то!
— Не уберешься? С моего двора?.. Ты смеешь мне перечить?.. Ну ладно, я тебя, бандит, проучу!..
Голос старика оборвался. Он быстро повернулся и пошел в дом, твердя себе, что необходимо успокоиться. Руки и колени у него дрожали, а в сердце оглушительно бил молот. В спальне, над кроватью, висело всегда заряженное охотничье ружье. Он сорвал его с гвоздя.
Тем временем языки во дворе развязались. Один лишь Лука Талабэ крикнул Трифону, что не стоит задирать старого барина. Но крестьяне со всех сторон шумно подбадривали Трифона:
— Правильно, Трифоникэ!.. Не поддавайся!.. Какое барин имеет право над тобой измываться? Схватил бы ты, Трифон, его за глотку...
Где-то в гуще толпы раздался тоненький голос, вызвавший общий смех: — Разошелся старик, братцы, не сглазить бы его! Игнат Черчел озабоченно пробормотал:
-— Ты, Трифон, поберегись, как бы барин тебя не...
Когда Мирон Юга с красными, вытаращенными глазами снова появился на террасе, на этот раз с ружьем в руках, его встретили удивленным и сердитым гулом. Старик остановился в трех шагах от Трифона Гужу, па том же месте, где стоял раньше, и приказал, на этот раз не повышая голоса, но еще более веско и непреклонно:
— Сейчас же убирайся отсюда, вор, не то тебя вынесут на носилках!
— А я не желаю уходить, барин, понятно? — злобно ощерился Трифон.— Попробуй только... такую получишь взбучку, хоть ты и барин... потому что...
Он не успел закончить. Юга вскинул ружье и прицелился после первых же слов. Два выстрела прогремели один за другим так быстро, словно второй был лишь эхом первого. Весь заряд попал в широко раскрытый рот и лицо Трифона Гужу, изрешетив его, будто черная оспа. Маленькие глаза удивленно мигнули. Он рухнул тяжело, как мешок.
— Разбойник! — с глубоким удовлетворением выдохнул Мирон Юга, увидев, что Трифон падает.
Когда загрохотали выстрелы, несколько человек, стоявших рядом с Трифоном, втянули головы в плечи и испуганно отпрянули, толкнув соседей; началась суматоха, давка, взметнулись крики. Возгласы испуга потонули в реве ругани и угроз. Тоадер Стрымбу рявкнул, побагровев от ненависти:
— Что ж это, барин, убить нас хочешь?
В тот же миг толпа забурлила, заклубилась. Кто-то нагнулся над Трифоном, пытаясь его поднять. Охваченные безумием, люди метались в кипящем водовороте. Стрымбу еще не успел закончить вопроса, как дубинка с комлем величиной с детский кулак взвилась в воздух рядом с Мироном Югой. Она опустилась на голову старика с такой силой, что хрустнула кость. Шапка вдавилась в темя.
— Как ты смеешь, бандит, поднять...— вскрикнул было Юга, но не успел закончить.
Десятки палок и дубин замелькали в воздухе, молотя наперегонки в яростной сумятице. Мирон Юга, потеряв сознание, с раздробленным черепом, так и остался стоять между крестьянами, которые, толкаясь, чтобы изловчиться и получше ударить, поддерживали его, не давая упасть.
Открытая терраса с квадратными столбами наполнилась людьми, которые слепо колотили направо и налево, как будто всюду, даже в воздухе, кишели враги. Стекла окон с пронзительным звоном разлетелись вдребезги. Словно озеро, взбаламученное злой бурей, толпа колыхалась то в одну, то в другую сторону, как бы пытаясь быстрее выплеснуть душившую ее ярость. Разноголосый вой, грязная ругань смешались в сплошной гул, заглушавший отчаянные вопли прислуги... Ярость мгновенно взорвалась, словно грянула молния, давно зревшая в тучах и внезапно обрушившаяся на землю, не предупредив о себе даже раскатом грома. Крестьяне набросились и на слуг. Бумбу, стоявший рядом со старым барином, чудом отделался только несколькими тумаками, как будто в разгар бури его никто не узнал.
Только спустя несколько мгновений те, что ярились вокруг старого Юги, отошли от него один за другим, удовлетворенные или жаждущие других дел. Не поддерживаемый больше крестьянами, старпк рухнул лицом вниз, царапая землю и в последний раз вдыхая, жаднее, чем когда-либо, ее сладостно-горькое благоухание. Никто больше о нем не думал. Отчаянно толкаясь, крестьяне переступали через тело, топтали его, давили и смешивали с землей, в которую он при жизни врос всеми своими корнями.
5
— Беги туда, Петрикэ, мужики убили старого барина! — крикнула во весь голос Мариоара, влетая во двор.— Беги, Петрикэ, побыстрее, а то они еще чего похуже натворят!
Петре закончил чинить ворота и теперь взялся прибивать что-то в глубине двора, в конюшне,— он решил заниматься только своими делами и ни во что не вмешиваться. От матери он узнал, что все мужики двинулись к господской усадьбе, и едва поддался соблазну тоже пойти, но не для того, чтобы бесчинствовать или подстрекать людей, а как раз наоборот — чтобы придержать их, предотвратить то, что могут натворить Тоадер Стрымбу и ему подобные. Но он пересилил себя и остался дома, все больше растравляя боль, которая грызла его сердце;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170