— Оружие убивает личность— вставил помалкивавший Мурук.
Лапетеус сказал:
— Ваш год подлежал мобилизации. Мы, наверно, ровесники?
— Я был в Южной Эстонии, в отпуске. Там мобилизации не проводили,— объяснил Мурук.
— Во время оккупации товарищ Мурук, естественно, уклонился от службы в немецкой армии, — добавила Резт.— Но зачем говорить о таких серьезных вещах!
Беседа приняла новое, веселое направление.
Лапетеус молчал. Ему стало скучновато.
На другом конце стола затянули песню.
Напевая «Пивовара», Лапетеус, как и остальные, взобрался на стул, потом залез под стол. Лицо его оказалось очень близко к лицу Реэт. Она сидела на корточках, юбка ее поднялась значительно выше округлых колен. Под другим концом стола молодой человек с длинными волосами служителя муз целовал фыркающую от смеха женщину.
Вылезая из-под стола, Андрее подумал, что ему не стоило приходить сюда.
Снова и снова наполняли водкой и вином графины.
— Танцевать! — воскликнула Реэт.
Гривастый молодой человек включил электрограммофон.
Кружась с Реэт, Лапетеус ощущал, что у партнерши сильные, крепкие ноги, что все тело у нее сильное и упругое.
Он танцевал и с другими, женщины плотно льнули к нему, и он в свою очередь прижимал их к себе. Но это не улучшило настроения.
Принесли новые кушанья. Нарезали торты. На столе появились кофе и бутылки ликера.
Лапетеус пил много. Он хорошо переносил алкоголь, знал это и поэтому не сдерживался.
— Попробуйте раздобыть оцинкованной жести! А Реэт сумела, разнюхала.
Лапетеус повернул голову и увидел окруженные красными веками глаза дяди Реэт.
Сама она танцевала с длинногривым. Его рука на спине Реэт казалась маленькой и бледной.
,И вдруг Лапетеус почувствовал, что ему надоел весь этот вечер.
Рядом Саммасельг говорил кому-то:
— Я не могу есть ни печени, ни крови, ни сала, ничего такого. Они содержат холестерин, который откладывается на стенках кровеносных сосудов и способен вует развитию склероза. И алкоголь я не должен бы употреблять, но в конце концов ценность человеческой жизни не зависит только от долгого ряда лет.
Лапетеус поднялся, ему захотелось выйти на двор, вдохнуть свежего воздуха. Немного поташнивало. Понял, что все же опьянел.
На улице оперся о перила лестницы. Припомнились сиреневато-лиловые двери, и он начал подниматься по ступенькам.
В помещении, назначение которого он не мог определить, его догнала Реэт.
— Куда вы идете?
Перед глазами Лапетеуса поднимались и опускались округлые женские груди. Ни о чем не думая, он схватил Реэт за плечи, притянул ее к себе и попытался поцеловать.
Она оттолкнула его.
— Я не для этого приглашала вас!
4
Лапетеус посмотрел вслед исчезающему во мраке поезду и вслух выругался.
Станционная платформа опустела. Он не знал, что предпринять. Следующая электричка будет только утром. Пойти пешком? Вдоль железной дороги. Или по шпалам. Семь километров — ерунда, По дороге на фронт они прошли несколько сот километров. По двадцать, по тридцать пять километров каждую ночь, В снег, в метель, в мороз. На плечах оружие и амуниция... Ей-богу, самое правильное было бы сразу шагать. Пли по железной дороге, или выбраться на аллею Свободы. Там и в это время попадаются такси.
Лапетеус сел на скамью и пошарил по карманам в поисках сигарет. Не нашел. Опять выругался вслух.
— Болван! — пробормотал. — Железный человек! Сам себе враг! Чего тебе здесь надо было?
Кто-то приближался. Лапетеус бросил на прохожего недоверчивый взгляд. Тот поравнялся с ним, остановился, внимательно присмотрелся. Потом вытянулся в струнку, поднял руку к виску и отчеканил:
— Товарищ капитан, разрешите обратиться! Лапетеус долго разглядывал стоявшего перед ним
человека в распахнутом пальто, со сдвинутой на затылок шляпой.
— Разрешите доложить? Старший сержант Паю-вийдик из первого взвода пятой роты, кавалер ордена Славы и трех медалей. Профессионал каменщик, штукатур, а теперь и маляр. Разведен с одной женой, отец троих детей. Член профсоюза, охотник и скромный читатель газет. Разрешите с гать вольно, товарищ командир роты?
Андрее Лапетеус поднялся и также принял положение «смирно».
— Вольно, товарищ сержант. Здорово, каменщик, штукатур, маляр, читатель газеты и что ты там еще.
Они пожали друг другу руки, потоптались.
— Курево есть? -— Нету.
— У меня найдется. Бери.
Паювийдик вытащил из кармана измятую и спрессованную пачку папирос. Закурили.
— Я уже издалека приметил — знакомая фигура. Едва поверил, что это парень из нашей роты. Извини, но мы не носим больше мундиров, живем при полной демократии, и я на основе свободы слова, обеспеченной конституцией, могу говорить тебе; парень. А это, если растолковать, означает — свой человек, вояка, настоящий мужик, дружок и приятель. По сердцу прошла сладкая дрожь, потому что сегодня я выпивал с таким барахлом, что аж с души воротит. По я не поверил своим глазам. Ты ведь первый человек после министра, у тебя под задницей машина. Что такой господин может делать на перроне, где снуют простые винтики и прочие мелкие гайки? Или ты уже погорел, сейчас такое время, что отовсюду песет дымом и угаром?
— Опоздал. На полминуты. Теперь обдумываю, что делать дальше. Ругаю себя.
— И я отстал от графика. Но себя я не ругаю. Пусть другие шумят и укоряют. Если я сам себя не уважаю и не обращаюсь с собой вежливо, так кто же будет это делать? Это барахло, что ли? Не надейся. Смешно, что ты этого не понимаешь.
— Ладно, Паювийдик. Ты был лихим болтуном, им и остался. По правде говоря, ты был большой ловкач. Вечно меня вокруг пальца обводил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75