Пинця смиренно стоял в сторонке.
— М-да,— сказал барон. — Довольно...
И этот момент высокая дверь из мореного дуба отворилась и навстречу барону поспешно вышел высокий худощавый человек, одетый по-крестьянски. Длинные светик полосы напоминали солому. Спинанциу испуганно |'прогнул. Это был Баничиу. Вот уже несколько месяцев, как он исчез из города, и барон отмалчивался, когда его спрашивали, куда тот девался. По правде говоря, его исчезновение мало кого огорчило. Этот известный железно-гвардеец, бывший эсэсовский офицер, принятый с восторгом в царанистскую партию, как считали многие, причинил ей больше вреда, чем сто ударов, нанесенных коммунистами.
— Сервус, хомо руралис,— восторженно засмеялся барон. — Сервус, кариссиме!2
Баничиу, пожимая руку барону, коротко, по-немецки, кивнул головой. «Кто мог предупредить его о нашем приезде? Или, быть может, он прячется здесь. Не хватает, чтобы об этом узнали, не миновать тогда каторги»,— забеспокоился Спинанциу. Однако Баничиу не удостоил его даже взглядом. Зато, заметив Пику, он поздоровался с ним жестом, напоминавшим приветствие римлян.
— Здравия желаю, здравия желаю,— обрадовался Пику. Огг подошел к Баничиу, схватил его за руки, осторожно встряхнул их и почтительно поклонился. — Здравия желаю! Ну и рад же я видеть вас.
Барон взял Баничиу под руку и поднялся с ним по ступенькам. Спинанциу показалось, что в маленьких глазках Пинци мелькнуло что-то вроде сочувствия, и, взбешенный, он поспешил вслед за ушедшими.
Усадьба барона Паппа — бывший охотничий замок эрцгерцога Франца-Фердинанда — представляла собой нечто среднее между охотничьим замком, домом немецкого кулака и романтической хмельницей. Повсюду гуляли сквозняки, печи дымили, матрацы были твердыми, как, доски, с пологов кроватей свисала паутина, и при малейшем движении сыпалась пыль. Пахло плесенью и мышами, темные, закопченые картины на стенах — венгерская живопись прошлого века — производили угнетающее впечатление.
Несмотря на досаду, Спинанциу почувствовал приятное волнение, он привык к просторным, светлым комнатам, обставленным современной мебелью, а здесь все казалось перенесенным из прошлого века.
Папп и Баничиу шли сквозь анфиладу комнат, в глубине которой находился кабинет с пробковыми стенами,
1 Здравствуйте, сельский житель (лат.).
2 Здравствуй, дорогой! (итал.) I барон удалялся для самых ответственных разговоров. Увидев, что они собираются войти именно туда, Спи-аанциу ускорил шаг.
— Я вам нужен?— спросил он укоризненным тоном.
— Нет, дорогой,— ответил барон, бросив на него лайковый взгляд. — Пойдите выберите себе комнату и отдыхайте. Мне нужно поговорить с другом Баничиу, обдумать некоторые вопросы. Распорядитесь, милый, и о завтраке. Вы, как мне известно, большой гурман. Да, пожалуйста, позаботьтесь, чтобы накормили и Маркиша, он нам вскоре очень понадобится. Скажите ему, чтобы не уезжал. Я позову его к себе.
Спинанциу приказал Пинце отвести ему комнату с камином и разжечь огонь. Толстяк низко кланялся, стараясь не дышать винным перегаром в лицо гостя.
— Какое на сегодня меню?— строго спросил Спинанциу.
—- Суп, жареные цыплята, салат, поросенок, пироги и, конечно, все необходимое, чтобы промочить горло.
—- Вкусно и просто,—одобрил Спинанциу. И вдруг, наклонившись к уху дворецкого, зашептал:—А какую-нибудь служаночку не раздобудешь?
— Найдется,—оживился Пинця,— найдется...
Спинанциу устроился в комнате, обставленной в крестьянском стиле тяжелой мебелью из мореного дуба, с камином, облицованным фаянсовыми плитками. Кровать напоминала катафалк.
Он уселся на жесткий стул с высокой, как у трона, спинкой, вытащил бутылку виски, сифон, стакан, положил рядом пачку «Пэл-Мэл и комната сразу приобрела обжитой, внушительный вид, так, по крайней мере, ему казалось. Дверь отворилась, и вошла девушка лет восемнадцати, с большими грустными глазами. Спинанциу стал с удовольствием разглядывать ее: крепкие, упругие груди, белые зубы, полная круглая шея, руки великоваты и красные, но в конце концов это не важно...
— Как тебя зовут?
— Луца... (Луца, неплохо... даже пикантно... Луца.)
— Распакуй, Луца, этот чемодан.
Девушка нагнулась. Юбка из красного ситца поползла вверх, обнажив белые полные икры.
«Пэл-Мэл» — американские сигареты.
— Подожди, дорогая, я помогу тебе,— подскочил Спинанциу и запутался руками в ее юбках.
Девушка быстро обернулась и с силой оттолкнула его.
— Оставьте меня! Ведите себя как положено,— сухо сказала она.
— Да что ты говоришь,—попытался Спиианциу отшутиться, но вся охота возиться с девчонкой у него пропала.
Баничиу за последнее время мало изменился, только светлые, сухие, как солома, волосы немного поредели.
Хотя все годы хозяйничания Железной гвардии он не снимал национального костюма и черной сермяги, теперь, в простой крестьянской одежде, оп казался ряженым. В начале весны, после сговора Мапиу с Комаиичиу, коммунисты развернули на национал-цараиистскую партию настоящее наступление. Когда в Араде была арестована группа «Черные сермяги» Баничиу решил, что самое лучшее для него — это скрыться. Папп посоветовал ему спрятаться в колонии моцев2, рядом с усадьбой, полагая, что в этом забытом всеми уголке Баничиу никто не обнаружит и, главное, не выдаст.
«Колония» была всего лишь жалкой деревушкой, состоящей из десятка мазанок с прогнившими крышами из дранки, разбросанных по сторонам улочки, изрытой глубокими — по пояс — ямами. Эта заброшенная деревушка имела свою необычную историю. Еще во времена Марии-Терезы было решено создать здесь пограничную зону, как в Банате или Иэсэуде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190