Они намекают нам на то, что знают, сколько человек осталось в танке. Правда, эти люди производят впечатление дружелюбных и мирных поселян, но русским доверять до конца нельзя. К тому же лично у меня вызывают тревогу их странные фразы про драконов, магов – какие-то явные галлюцинации.– Дикие люди, – отвечал Вальтер. – Похоже, они сами верят в то, что говорят. Или это такой поэтический язык.– О да! – подтвердил Морунген. – Язык у них поэтический. Скажем, сравни – «Буря мглою небо кроет» и «Комиссар солдат матом кроет». Ты улавливаешь разницу?– Не очень.– Вот и я говорю – великий язык.– У нас тоже был Гёте.– Это правда, но Гёте можно понять. У него, скажем, юный Вертер умирает от любви. А у них Пушкин говаривал: «Нет, весь я не умру». Вот как можно умереть частично?– Не знаю.– И я не понимаю. А другой их поэт сам честно признал: «умом Россию не понять».– Верно, – согласился Вальтер. – Это мне близко и доступно. Здесь вообще ничего умом не понять.– Дело в том, – вкрадчиво произнес Оттобальт, понимая, что на него возложена ответственная миссия договориться с драконом, – что у нас есть проблема похлеще варваров. То есть за истребление и уничтожение бруссов мы, конечно, признательны и сейчас же оговорим меню праздничного ужина, но хотелось бы узнать поточнее относительно ваших планов на предмет ее величества.Морунген остолбенел.– То есть собираетесь ли вы решать этот вопрос категорически и радикально – или мягко и поэтапно?– Дракон не понимает, – громким шепотом сказал Мулкеба.– Почему? – уставился на него Оттобальт.– Он еще не покормлен.– Понятно.Как раз в эту минуту в пиршественный зал и вошел долгожданный повар:– Звали, ваше величество?– Да, Ляпнямисус, выслушай гостей и приготовь наилучшим образом все, что они изволят попросить на ужин, то есть на обед. То есть я имею в виду и ужин, и обед, и завтрак, и промежуточные трапезы. Потому что если они проголодаются, то попросту сожрут всех, Душара их задери! И это нужно учитывать. Хруммса! Не переводи!Повар склонился перед королем и не без опаски приблизился к гостям. Морунген оживился:– Нас будет пятеро.Сделав широкий жест, описавший добрую половину Упперталя, он пояснил:– Еще трое подойдут позже.Хруммса перевел.Король откинулся в кресле и стал хватать ртом воздух.– Спокойно, ваше величество, – призвал его маг. – Должны же они там закончиться.– Я уже начинаю в этом сомневаться, – просипел король.Повар Ляпнямисус с некоторым удивлением водил глазами, изучая все загадочные пассы Дитриха, и записывал его пожелания, макая заточенную палочку в воду.– Свиные тушеные ножки, квашеной капустки, пива бы…– Эля, – перевел Хруммса. – Но крепкого и хорошего. И пупунчикские ножки с квашеной пусатьей.– Колбасок жареных. А еще, скажем, из французской кухни – салат крабовый, сыр с голубой плесенью, а можно и «Бонифас» с грибами, гуся с вареньем и шкварками…– Из хаабской кухни – салат из бамбаньерских крабов, деликатесные пыр-зик-саны, толстенького усякра, политого вареньем и в собственном поджаренном сальце.– Пусть не учат Вапонтиха плавать, – буркнул довольный повар. – Сообразим в лучшем виде. Они про своих сырых неприготовленных девственниц навсегда забудут.– Хруммса! Не переводи! – застонал Оттобальт. – А то они надолго у нас останутся питаться.– Это мысль, – оживился Мулкеба. – Дракон на дотации.– Придушу, – пообещал король. – Хруммса! Не переводи.Тем временем Морунген завороженно следил за действиями повара.(СПРАВКА: в Уппертале в качестве письменных принадлежностей используют остро заточенные щепки чернильного дерева, которое в огромных количествах произрастало на территории Юккена; чтобы что-нибудь написать, необходимо обмакивать палочку в обычную воду. Вода впитывается, красящие вещества растворяются и оставляют след на бумаге. У этого предмета лишь один существенный недостаток – пальцы так же хорошо окрашиваются в черный цвет, как и бумага. Древесину чернильного дерева Упперталь менял в Юккене на соль и металл.)– А что это такое, можно узнать? – потянулся немец к диковинному предмету.Повар с сожалением посмотрел на дикого драконорыцаря, росшего, вероятно, вдали от цивилизации. Вздохнул сочувственно. Однако протянул палочку.– Юккенское пумпало, мы им пишем. Рисуем вот эти знаки на бумаге. Вот так и вот так. Хруммса, хихикая, перевел.– Правда этим можно писать? – восхитился Дитрих, вертя палочку в пальцах. – Глазам не верю.– Только она руки пачкает, ваше огнедышество. Будьте осторожны, – запоздало предупредил повар.Морунген потер пальцы, моментально покрывшиеся темными пятнами. Показал палочку изумленному Вальтеру:– Очаровательно, какая экзотика! – Затем обратился к Хруммсе за помощью: – Я восхищен. А можно мне пару штук взять с собой в Германию в качестве сувениров?Ляпнямисус окончательно уверился в том, что ничего завидного в жалкой драконьей доле нет и быть не может. Надо же, как бедное существо радуется какой-то маленькой чернильной палочке, как умильно смотрит в глаза, как хочет хотя бы такую игрушку. Воистину никогда не возжелай иной судьбы – Душара может и посмеяться над таким глупцом. Ему захотелось сделать драконорыцарю хоть что-то приятное.– Конечно можно, что в этом такого?Повар пристально рассмотрел свою палочку: действительно занятно, если вдуматься.– И мне тоже, если можно, – попросил Вальтер. – Я отдам свои в университетский музей. Профессор этнографии будет сам не свой от радости.Хруммса понял безнадежность ситуации и подозвал старшего слугу:– Иснармул, распорядись, чтобы господину майору и его товарищам упаковали двести пумпало, только быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100